Слуги начали убирать тарелки и приготовились выносить новое блюдо, именуемое mensa prima.[5]Звяканье столовых приборов и суета служителей побудили нас прервать беседу. Бросив взгляд на Цезаря, я отметила, что он так и не притронулся к вину. Потом я вспомнила его признание, что он избегает хмельного, опасаясь провоцировать припадок. Ел он тоже очень мало.

— Тебе понравилась Александрия? — неожиданно громко спросила Цезаря Кальпурния.

Он вздрогнул, захваченный врасплох. Очевидно, такая прямота не была свойственна Кальпурнии, и сейчас ею двигало раздражение.

— Мне нравятся все поля сражений, — ответил Цезарь после некоторого замешательства. — Александрия же была для меня именно полем боя, причем отличным от прочих: пришлось сражаться на городских улицах, среди гражданского населения. Это особый род войны, ибо любая ошибка унесла бы жизни множества невинных людей.

Кальпурния, похоже, хотела съязвить, но воздержалась.

Тут вынесли новые кушанья, выложенные на серебряные тарелки. Мне было любопытно отведать пряную свинину, тушенную с яблоками, поскольку в Египте свинину не едят. Еще подали почки, приготовленные по-парфянски, и фаршированных дроздов с душистым миртом. Потом взору гостей явилось блюдо с гигантской красной кефалью, поджаренной в маринаде.

— Ты сам ходил покупать кефаль? — со смехом спросил Агриппа. Как я поняла, кефаль стала у римлян настоящей манией: представители знатных фамилий торговались на рыбном рынке, перебивая друг у друга лучшие экземпляры. — Как тебе удалось увести эдакую рыбину из-под носа у Марка Антония? Он ходит туда каждый день, чтобы раздобыть лучшую.

— Сам? — Октавиан, похоже, был шокирован.

— Это еще не самое скверное из того, что он делает. Завел себе свиту из актеров и актрис, пьет напропалую, живет в доме Помпея и за него не платит, — сказал Брут. — Заметь, Цезарь, я говорю о человеке, которого ты назначил управлять Римом в твое отсутствие.

— Да, он не справился с поручением и разочаровал меня. Я освободил его от должности, на том и делу конец. Что же до его пьянства и шашней с актрисами, это меня не касается.

— Но разве он не в родстве с нами? Разве он не принадлежит к роду Юлиев?

В голосе Октавиана слышалось огорчение.

— В дальнем, — сказал Цезарь.

— Однако не в таком уж и дальнем, — заметил Октавиан.

— Зачем обсуждать его сейчас? — пожал плечами Цезарь. — У него есть свои достоинства, и в прошлом он неплохо мне послужил, Да, с последним заданием Марк Антоний не справился, но он все равно остается выдающимся полководцем. У него глубочайшее врожденное чувство тактики. Я охотно взял бы его с собой в сражение.

— Мне доводилось видеть Марка Антония, когда он посещал Египет с Габинием, — промолвила я.

Я вспомнила улыбчивого кавалерийского командира, не ставшего потешаться над моим подвыпившим отцом, в то время как прочие римляне смотрели на царя искоса. Он был добр.

— Лет десять тому назад, а то и больше, — сказал Брут. — С тех пор Антоний изменился.

Он подцепил ножом здоровенный кусок мяса и перенес его на свою тарелку. Брызги подливы упали на салфетку.

Подали новые угощения: вареный огурец и то, что Цезарь назвал «кашей по-александрийски». Лично я ничего подобного в Александрии не пробовала, но, видимо, блюдо отражало представление римлян о наших вкусах и образе жизни. Оно было щедро сдобрено корицей и медом.

— Это ново для меня, — призналась я. — Да, мы многого не знаем друг о друге и о наших обычаях. Здесь, в Риме, меня озадачивают некоторые вещи. Например, ликторы. Я понимаю, что у высших должностных лиц должна быть почетная стража, и вполне допускаю, что эта стража может быть вооружена топорами. Но зачем засовывать топор в связку прутьев? Что это значит? Ваши ранги тоже для меня загадка. Про сенаторов я понимаю, но квесторы, преторы… Еще, кажется, эдилы… Какие у них функции?

— Ты задаешь вопросы, как ребенок, — сказал Брут. — Неужели царица получает знания таким образом?

— Умный человек, Брут, не упускает ни единой возможности пополнить свои знания и никогда не стесняется задавать вопросы, — укорил его Цезарь, а потом повернулся ко мне: — Вижу, тебе требуется человек, способный вразумительно рассказать о наших довольно сложных и путаных обычаях. Полагаю, никто не справится с этим лучше Октавиана, ибо он римлянин до мозга костей.

«Ну вот, напросилась», — подумала я.

Не хватало еще, чтобы его красавчик племянник таскался со мной по городу. Однако я не позволила себе выказать недовольства, а лишь улыбнулась и ответила:

— Но Октавиан не может пренебречь своими обязанностями в коллегии понтификов.

— Общение с тобой будет для него очень полезно, — возразил Цезарь. — Он должен уметь четко формулировать мысли и идеи, чтобы стать настоящим публичным политиком. В конце концов, ему предстоит ехать на колеснице в моем триумфе.

— Хотя его и не было с тобой на поле боя, — заметил Агриппа.

— Ничего, в следующий раз мы непременно окажемся там вместе, — отмахнулся Цезарь и принялся за почки.

Я же с удовольствием отведала сочной свинины. Заметив это, Брут сказал, что лучших свиней выращивают в его провинции, откармливая желудями.

— Возможно, в скором времени Брут снова женится, — неожиданно заявила Сервилия. — Ему в невесты присмотрели мою племянницу Порцию, дочь Катона.

Цезарь отложил нож и уставился на Брута.

— Может быть, ты передумаешь? — медленно произнес он.

— В Риме нет царя, у которого я должен спрашивать разрешения, — ответил тот. — Или блюститель нравов считает нужным контролировать браки?

— Конечно нет, — добродушно отозвался Цезарь. — Просто мне казалось, что заключать брак в собственном фамильном кругу довольно скучно. Ты слышал все семейные истории, знаешь все шутки и рецепты. Никакой новизны.

— Ну а нам, Птолемеям, это нравится! — встрял мой брат. — Мы практикуем браки между братьями и сестрами на протяжении поколений, как древние фараоны! А все потому, что мы божественного происхождения.

Все уставились на него.

— Мы в Риме не верим в такое, — спокойно произнесла Сервилия.

— В то, что братья женятся на сестрах? — уточнил Птолемей.

— Нет. В царей и людей, заявляющих о своем божественном происхождении. У нас республика — все граждане равны.

— Какая забавная идея! — рассмеялся Птолемей.

— Это западная идея, — быстро сказала я ему. — Люди на Востоке мыслят иначе. В нашей части мира цари олицетворяют собой традицию. И мы верим, что боги соприкасаются с людьми на многих уровнях.

— Да, особенно в постели, — заявил Агриппа, но издевки в его тоне не было. — Похоже, Зевс провел немало времени, преследуя смертных женщин в том или ином обличье — сначала как золотой дождь, потом в виде лебедя, — и породил целую армию полубожественных бастардов.