Я беру ее.

Я жду ощущений, может быть, слабости, уменьшения энергии, какого-то знака, по которому можно было бы определить, что переход энергии из моего тела все же совершается, но я не чувствую ровным счетом ничего. Никаких перемен. Но одновременно я наблюдаю за лицом Уорнера. Он закрывает глаза и тоже пытается сосредоточиться. Потом я чувствую, как его рука сильнее сжимает мою, и вот он начинает задыхаться.

Он резко открывает глаза, а его свободная рука буквально проходит через пол.

Я в панике отдергиваю свою ладонь, отскакиваю в сторону, пряча руки за спину. Наверное, у меня начинаются галлюцинации. Скорее всего это обман зрения, потому что я наблюдаю самую настоящую дыру в полу рядом с тем местом, где сидит Уорнер. Наверное, мне просто почудилось, что его свободная рука, прижатая ладонью, ушла под землю. И вообще все это мне показалось. Все. Я сплю, и это мне снится. Но очень скоро я проснусь, и все будет по-старому. Да, наверное, все так и произойдет.

— Не бойся…

— К-как… — запинаясь, начинаю я. — Как т-ты это сделал?

— Не надо пугаться, любовь моя, все в порядке. Я обещаю. И кстати, для меня это тоже открытие…

— Но… моя сила… Она… ты не чувствуешь боли?

Он отрицательно мотает головой:

— Наоборот. Я чувствую самый невероятный прилив адреналина. Я такого еще не испытывал. И еще немножко кружится голова, но это приятно, — говорит он и тут же смеется. Улыбается каким-то своим мыслям. Опускает голову, пряча лицо в ладони. Потом смотрит на меня. — Может быть, повторим?

— Нет, — поспешно отвечаю я.

Он довольно ухмыляется:

— Ты уверена?

— Я не могу… я до сих пор не могу поверить в то, что ты в состоянии просто так дотронуться до меня. И все это происходит на самом деле. То есть… — Я мотаю головой, пытаясь поскорее прийти в себя. — Тут точно нет никакого подвоха? Ты ничего не подстроил? Ты хочешь сказать, что ты коснулся меня о, как я вижу, еще и понравилось? То есть ты получаешь удовольствие от того, что прикасаешься ко мне?

Он смотрит на меня и часто моргает, как будто никак не может сообразить, какие слова нужно подобрать, чтобы ответить на эти вопросы.

— Ну?

— Да, — почти беззвучно произносит он.

— Что именно «да»?

Только теперь я слышу, как тяжело бьется его сердце. Я действительно слышу его в наступившей тишине.

— Да, — повторяет он. — Мне это нравится.

Но такое ведь невозможно!

— Тебе никогда больше не следует бояться дотрагиваться до меня, — говорит он. — Мне это только придает сил.

Мне хочется рассмеяться истошным, тоненьким, бредовым смехом, который может означать только одно: человек навсегда распрощался со своим рассудком. Это потому, что наш мир, оказывается, обладает жутким и невообразимым чувством юмора. Он просто смеется надо мной. И за мой счет. Он делает мою жизнь все более сложной с каждым днем. И все мои планы непременно рушатся, а выбор делать становится все трудней. В результате я начинаю путаться. Я перестаю что-либо понимать.

Я не могу дотронуться до парня, которого люблю.

Но зато я могу использовать мое прикосновение как усилитель энергии для парня, который пытался убить моего возлюбленного.

«Совершенно не смешно!» — хочется мне сказать этому странному миру.

— Уорнер, — до меня вдруг внезапно доходит, что он обязан сейчас сделать, — тебе придется обо всем этом рассказать Каслу.

— С какой стати?

— Потому что он должен обо всем узнать! Это объяснит состояние Кенджи, и это может завтра помочь нам! Ты же будешь сражаться вместе с нами, и это твое свойство может оказаться полезным…

Уорнер хохочет.

Он смеется и смеется и никак не может остановиться. Глаза его сияют, сверкают в приглушенном свете коридора. Он смеется до исступления, пока не изматывается до предела. Наконец он вздыхает, и смех переходит в добродушную улыбку. Потом он ухмыляется, глядя на меня, потом эта ухмылка уже начинает относиться к каким-то его личным переживаниям. Но вот его взгляд падает на мою руку, ту, которая безвольно лежит у меня на колене. Он колеблется, но всего лишь мгновение, после чего его пальцы гладят нежную кожу на моих костяшках.

У меня останавливается дыхание.

Я теряю дар речи.

Я не в силах пошевелиться.

Он тоже не предпринимает никаких действий, как будто ждет, уберу ли я сейчас руку. И я понимаю, что должна, конечно, именно так я и должна поступить, но я ее почему-то не убираю. Тогда он берет ее в свои руки и начинает пристально изучать. Осторожно проводит пальцем по линиям на моей ладони, по сгибам суставов. Задерживается на чувствительном месте между большим и указательным пальцами. Его прикосновение такое нежное, такое аккуратное, что даже больно становится. Реально больно. Нет, это слишком серьезное испытание для моего сердца. Боюсь, оно может попросту не выдержать его.

Я довольно неловко отдергиваю руку и при этом густо краснею. Сердце у меня уже бешено колотится.

Но Уорнер не вздрагивает. И не поднимает на меня взгляда. Он даже не удивлен. Он продолжает смотреть на свои вдруг опустевшие руки и говорит:

— Дело в том, — его голос кажется мне странным, хотя он и достаточно мягкий, — что Касл даже больше, чем просто оптимист-дурачок. Он слишком уж усердствует в своем желании приютить здесь всех желающих. Когда-нибудь это приведет к обратным результатам. Ну хотя бы потому, что угодить всем невозможно. — Пауза. — Он идеальный пример человека, который не знает правил своей собственной игры. Он слишком много доверяет своему сердцу и целиком и полностью отдает себя понятиям надежды и мира во всем мире. Это вряд ли пойдет ему на пользу. — Он вздыхает. — Напротив, это как раз и станет его концом. В этом я абсолютно уверен. А вот в тебе определенно что-то есть, — продолжает он. — В том, как именно ты рассматриваешь надежду на будущее. — Он качает головой. — Это и наивно, и умилительно одновременно. Тебе хочется верить всем людям, когда они начинают говорить вроде бы правильные вещи. И ты предпочитаешь доброту всегда и во всем. — Он чуть заметно улыбается. Смотрит на меня. — Это так трогательно.

Я начинаю чувствовать себя самой настоящей идиоткой.

— Значит, ты не будешь завтра драться вместе с нами.

Теперь Уорнер улыбается в открытую, взгляд его потеплел.

— Я собираюсь бежать.

— Бежать, — машинально повторяю я, чуть не онемев от неожиданности.

— Мне здесь не место.

Я мотаю головой, пытаясь что-то сообразить.

— Я ничего не понимаю — как ты можешь бежать? Ты же сам сказал Каслу, что будешь сражаться завтра вместе с нами — а он в курсе, что ты собираешься удрать? Кто-нибудь еще об этом знает? — спрашиваю я, вглядываясь в его лицо. — Что ты задумал? И что собираешься делать?