Она снова сделалась диким зверьком, танцующим на ниточках безумия, — и порой безумие это поворачивалось против их собственных людей, а потому Люка не удивлялся, что некоторые из них хотели бы от нее избавиться. Но, похоже, новый командир Третьей имел на этот счет свое мнение.

— Мы не отошлем ее. И больше не станем к этому возвращаться. Колесо?

— Д-д-да?

— Пойди умойся. Не хочу, чтобы твои раны привели к гангрене.

Девочка нахмурилась.

— Раны?

— У тебя несколько ссадин. Сейчас кто-нибудь проведет тебя в палатку, там девушки помогут тебе умыться. А мы закончим работу. Хорошо?

Она взглянула на свои руки, на измазанную грязью куртку.

— Ну-у-у, я немного измазалась. У тебя красивый… красивая штука на руке. — Она прикоснулась к карвашу. — Мне нравится цвет.

— Тогда позже найдем тебе что-нибудь желтое для украшения. А сейчас, — чернобородый офицер оглянулся через плечо, — сейчас Пила и Совен отведут тебя в палатку и позовут пару девушек на помощь. Ты должна переодеться и умыться.

Подал ей руку, помогая вылезти из дыры.

— Заберите ее к разведчикам. Ламния знает, что делать. А остальные — сбор! Десятками, а то стоите, словно стадо ослов.

Быстро сформировали некий порядок. Люка-вер-Клитус выпрямился, вздохнул и отправился к солдатам. В голове его шумело, а плечо рвало тяжелой болью, но все указывало на то, что кан-Сумор кроме повышения получил также и новые приказы. А Люке хотелось их услышать. Потом, едва он передохнёт, пойдет проверить, все ли в порядке с девушкой по имени Колесо.

— Ладно! — услышал он голос нового капитана. — Как вы знаете, я только что от Кахела-сав-Кирху. И был я там не один, но вместе с сотней других идиотов, которые позволили надеть себе на руки это цветное говно. — Оверерс-кан-Сумор махнул карвашем. — Но это значит только то, что я прекрасно подхожу на роль вашего командира. Офицер не может быть умнее своих людей, потому что тогда он стал бы первым сбегать с поля боя и последним — идти в атаку.

Он развернулся и указал на город, что находился в каких-то пятистах ярдах.

— Там — Помве. Все вы его знаете. У него стены длиной в три мили, шесть ворот, тридцать восемь башен. И примерно тридцать тысяч человек внутри. Мы хотим его захватить, потому что не можем оставлять в тылу ни этот город, ни гегхийцев. А они — по ту сторону, в лагере за валом и рвом. Как видите, не только мы умеем копать.

Он поднял с земли палку и принялся рисовать на земле.

— Смотрите. А те, у кого найдется и мозг между ушами, может попытаться и думать. — Он нарисовал кривой овал. — Это Помве. Рядом с ним течет река, Тос, помните?

Кончик палки вырыл неглубокую борозду и меньший круг по другую сторону от большого.

— Это река, а это гегхийцы. Там сидит благородный Хантар Сехравин, а судя по размерам лагеря, у него как минимум пять тысяч человек. Возможно, уцелели несколько чародеев. Мы не знаем. Но этот лагерь означает, что совет Помве не впускает его в город, а значит, мы знаем, что они ему не доверяют. Или получили приказы из столицы, чтобы этого не делать. Для нас лучше: легче разобраться с городом и с гегхийцами по отдельности, чем если бы они бились плечом к плечу. Но пока что делаем вот как.

На земле появился полукруг, концы которого упирались в реку. Внутри оказались оба круга: малый и большой.

— Копаем. Говорю вам то, что я услышал на совете у Кахела: ставим шанцы, чтобы эти сукины дети из Помве и гегхийцы не имели ни шанса на помощь извне. Чтобы знали: мы справимся с ними раньше, чем придет подмога. На другом берегу реки тоже есть наши люди, а завтра мы закончим строить плоты, свяжем их и перегородим Тос. Река довольно мелкая, по ней могут плыть только легкие лодки, а потому такой преграды хватит, чтобы никто не выбрался из города по воде. Все понятно?

Несколько согласных кивков и бормотаний подтвердило, что пока что — все ясно.

Люка взглянул на свою роту. Они понимали. Такой стиль командования, когда информация о самых важных целях будущей битвы выходит из штаба — и добирается до самого последнего солдата, был меекханским до мозга костей. Так командовали самые известные имперские генералы. Благодаря этому каждый из солдат чувствовал себя частью живой армии, а не куском мяса, предназначенным на убой. Знал, за что сражается, а потому сражался лучше, а еще мог, не ожидая приказа, гибко реагировать на происходящее на поле боя. Все это — благодаря годам совместных тренировок или, как в случае здесь присутствующих, чувству общей цели. Такой способ командования армией обеспечивал им яркие победы в большинстве случившихся стычек.

Оверерс-кан-Сумор выпрямился и осмотрел окружавших его мужчин.

— Вы заметили что-то интересное в этих стенах?

По солдатам прошел мрачный шепоток. Все лица передернуло от гнева.

— С них сняли трупы, — отозвался кто-то сзади.

— Да, это легко заметить. А знаете, что они с ними сделали?

Шепот приобрел другую окраску: холодную и мрачную.

— Знаете. Они накормили ими речных падальщиков. Напугали нас, посеяли страх, а потом плюнули нам в лицо, выбросив в Тос тела наших убитых братьев. Показали нам этим поступком, сколько мы для них значим. Ни с одной душой не попрощались с молитвой, ни одно тело не получило последних милостей. Мужчины, женщины и дети, единственной виной которых было то, что кто-то надел на них ошейник. — Капитан притронулся к бледной полосе на своем горле. — Их убили, обесчестили их тела, а в конце — опозорили души. Потому что их хозяева все еще верят, что эти рабы были хуже них. Что они были хуже их лошадей, собак, котов и птичек в золоченых клетках.

Шепот среди солдат напоминал раскаты грома. Низкие, на грани слышимости. Такой звук издает скальная осыпь перед тем, как пасть вниз, сметая все на своем пути.

Оверерс-кан-Сумор с размаху воткнул палку в середину круга, что символизировал город.

— Я вижу, вы чувствуете то же самое, что и я, — прохрипел он. — Сав-Кирху просил всех новых лейтенантов и капитанов, чтобы мы напомнили вам, зачем мы здесь. Не ради золота, трофеев, оружия и припасов. Не ради мести, хотя я и не стану спорить с вами насчет этого. Нас ждет немало труда, — он указал на жалкую кучу земли позади себя, — и у вас много раз будет схватывать спину, будут лопаться мозоли на руках, а ноги растираться до крови. А потом, когда мы пойдем на город, вы начнете истекать кровью и умирать. Но помните, зачем мы здесь. Затем, чтобы заявить всему Дальнему Югу, что наступил конец. Что хватит считать людей хуже вещей, конец убийствам, насилию и позору для тех, кто носит ошейник. Прежде мы убегали, преследуемые всеми княжествами, как звери, но теперь мы не станем этого делать. Такие слова я услышал в штабе — и передаю вам. Мы победили гегхийцев, а если придут коноверинцы, то победим и их. Если придет армия Камбехии, Вахези или Бахдары — или все они вместе, то тех сукиных детей мы тоже разгромим и раз и навсегда добьемся уважения. Потому что мы ищем не мести, но желаем свободы и прав, которые отобрали у нас и наших детей.