Реальность то приходит из книг, то возвращается в книги. Примеры бесконечны. Два персонажа присутствуют постоянно. Это Саккар, смотрящий с Монмартрского холма на преображающийся Париж, одним из хозяев которого он вскоре станет. И еще более – Милый друг, молодой человек с сомнительными устремлениями, сумевший с помощью своего пера и умения нравиться женщинам вознестись на ступени церкви Мадлен, где происходит его свадьба с дочерью его патрона, влиятельного и богатого человека, а значит, и приобщение к власти, к высшему свету.

Французы, естественно, вспомнят о вызове, брошенном Парижу с холма Пер-Лашез Растиньяком. Так или иначе, речь о том, чтобы победить Париж. Нет и мысли сравнивать Михаила Германа с этими персонажами, не брезгующими никакими средствами ради своей цели. У него лишь перо, собственный выбор и, естественно, то, что благодаря иным историческим условиям он получил независимость, которая отныне позволяет ему иметь в Париже свою жизнь, свою гостиницу, свои кафе, своих друзей.

Книга эта в известном смысле – рассказ об освобождении, прежде всего внутреннем разумеется, и о завоевании Парижа, но более всего – об обретении собственного достоинства. Маленький мальчик, читавший Дюма в деревне Черной, воплотил свою мечту, лишь силою разума войдя в мир, противостоящий всему тому, что было для него более всего ненавистным.

Речь вовсе не идет об эмиграции, но о процессе болезненном – об обретении двойного самосознания, как принятого говорить, «второго я».

В откровенной, чисто биографической книге «Сложное прошедшее» Герман сосредоточен на пути формирования своего русского «я». «В поисках Парижа» – другой аспект жизни: исследование и построение своего французского «я». Автор скромно напоминает, что, в отличие от настоящих французов, ему не приходилось ни бороться, ни работать, ни страдать, чтобы отвоевать свое место в Париже.

С этим нельзя согласиться. Его сражения происходили, разумеется, в совсем иных пространствах, но ему удалось сделать себя русским парижанином или, если угодно, россиянином из Парижа. Это напоминает о том, что сделал – в совершенно ином варианте – Андрей Макин, автор «Французского завещания». Здесь тоже осознание и создание своего европейского «я», восстановление европейской идентичности среди трагедий ХХ века.