Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прямо как когда тебя разлюбили, – думает София. – Вроде тот же человек, а уже как чужой. Как не человек. И вместо сердца у него – безразличная материя… И надо отпустить…»
– Надо отпустить, – продолжает Джуд, возвращаясь. – И отрубить ему голову. Понимаешь?
Они чокаются.
– Что непонятного? У нас есть преподаватель в университете… Профессор Сальдивар. Он родом из Градштадской империи. Когда там началась революция, он сбежал. А пару лет назад съездил на родину и тоже… смотрю, говорит, на те же фасады усадеб и церквей, хожу по тем же бульварам и площадям, вокзалам, трактирам, ну, где бывал еще гимназистом. И не могу, говорит, принять, что вокруг – чужая страна, ностальгическая ширма, а за ней теперь орудуют явные нечеловеки, и воняет от них дымом и щами. Словом, не было у профессора подготовки третьего уровня.
Исчерпав квартирные достопримечательности, София дает вернуть себя на кухню. И там-то – уже на стадии загрузки тарелок в аппарат Кюнрига – к ее бедрам сзади пристают его, а его рука начинает скольжение по хлопковой глади прямиком к пуговичному рубежу.
– Что происходит? – Девушка, оглядываясь, защищает плечом то место у основания шеи, которого щекотным теплым перышком коснулось его дыхание.
Нет, что происходит – в общих чертах понятно. Просто она еще не решила, готова ли сотрудничать.
Джуд немного озадачен, но не настолько, чтобы отстраниться. Или убрать руки. Оставил там, где их продвижение пресек вопрос Софии. Девушка проворачивается внутри недосомкнутых объятий и встает к рыцарю лицом. Так-то лучше. Видеть его серые глаза и этот трогательный румянец. Или это отражение ее собственного румянца?
– Знаешь, я все думал… – начинает Джуд.
– Ого, – смеется София. – Предыстория? Я-то думала, что просто наклонилась чуточку лишнего.
– Это тоже. Но я серьезно. Да, имеется предыстория. Длиной в пару последних лет. Першандель… Ну, ты в курсе про Першандель? Першандель рассек мою жизнь на две половины. До него – были незыблемые идеалы, картинки с гобеленов. Все четко. Хоть сверяйся по ним, как по созвездиям, не заплутаешь. Тут дама с розой на груди. Тут лающее бездушное чудище. Тут я сам, рыцарь, препоясанный истиной. Четко. А потом все изменилось. У чудищ отыскалась душа. Истины с идеалами не то померкли, не то еще что. С дамами тоже стало сложнее… И я выпустил румпель. Препоясался безучастием. Понимаешь?
– Все, кроме румпеля.
– Это такой рычаг для управления лодкой. Я раньше тоже не знал. Меня одна девушка научила… Шкот, румпель, вот это все. Неважно. Лодка – это метафора. Символ моих скитаний. Парус одинокий. Я, собственно, к чему…
Джуд все-таки отстраняется, вынужденный выбирать между напряжением мысли и напряжением, которое скопилось в паху. Рыцарь отступает к столу, разливает остатки вина по бокалам.
– Оказывается, безучастие – не вариант. Потому что всегда найдутся силы, которые брошенный румпель подберут. И я даже не про течение и не про ветер. Я про то, что твоей лодкой будет править уже кто-то другой. Хотя откуда кто-то другой возьмется посреди моря?… Да, метафора так себе. Забудь. Ты слышала про подвиг в Авеластре? Я там будто бы обезглавил дракона, а потом еще и полетал на нем верхом. Так вот, я его не убивал. Дракон был мертв, когда я прибыл на место. Ну, почти мертв. Но из меня снова сделали героя. То есть это от меня уже не зависело. А потом от меня не зависело уже вообще ничего. Я попал в руки тех, из-за кого сегодня умирают ведьмы. Я стал их инструментом. Как вчерашний симулякр. Или уже позавчерашний? Запутался.
Девушка шумно проглатывает вино.
– Так ты действительно связан с охотником на медиаторов?
– В смысле, на Отворяющих? Да, связан, София. Это тебя пугает?
– Мне-то что. Я же не ведьма. И потом, я знаю, что ты не причинишь мне зла. Когда мы занимались любовью в Абрикэдвиге, я изучила тебя поближе.
– Только не говори, что читаешь мысли во время секса!
– Я не читаю мысли, успокойся. Просто почувствовала. Так что ты там говорил… насчет румпеля?
Джуд отвечает не сразу, пытаясь припомнить, о чем он думал, когда они с Софией… К счастью, кажется, он в тот момент не думал вообще.
– Насчет румпеля… Да. Недели три назад я испытал кое-что неприятное. Полный паралич. Не мог даже языком пошевелить. Полное и буквальное бессилие. Вот куда меня завела моя безучастность. После этого я понял: надо либо прыгать за борт, либо возвращать лодку на курс. И я до сих пор ищу его, верный курс. При свете новых созвездий. Переосмыслил, что значит быть рыцарем. Вступил в РКС. Взялся спасать красавиц, которые оказались ведьмами. С этим, правда, пока выходило не очень, но завтра… то есть уже сегодня… я, даст бог, искуплю грех безучастности. Исправлю то, что сам же помог создать. По крайней мере попытаюсь.
Рыцарь залпом допивает оставшееся вино, со стуком ставит бокал на стол и поднимает на Софию блестящие глаза.
– Так вот. Возвращаясь к настоящему моменту. С тобой у меня был лучший секс в жизни. Там, в заброшенном городе. У меня до сих пор по телу бродят какие-то волны… раскаты тишины. Как в заповеднике. Но это было неправильно. Мы не сами это выбрали. Нас подтолкнула друг к другу драконья кровь. И, как я уже сказал, я очень рад, что это произошло…
Софии опять смешно, хотя дело серьезнее некуда.
– И сейчас ты надеешься на второй шанс? «Выйди; и зайди, как положено»? Уж прости за пошловатый каламбур.
– Выйди; и зайди, как положено! Вот именно! Не хочу, чтобы за меня решали другие.
– Таких оригинальных предложений мне еще точно не делали… – София меняется в лице и протяжно зевает. – Поздно уже. Пойдем, рыцарь, уложишь меня спать.
17 октября. 23.27. Станция метро «Мория-1». Секретная линия глубокого залегания, ведущая от Дворца Династий к пригородной железной дороге.
– Прислали бы кого-нибудь лампочки поменять. Вон все почти перегорели! – Даник Чиола смотрит на запыленную люстру почти не щурясь.
– Полутьма – друг молодежи, – хмыкает Ален Лурия.
Мужчины стоят у витража, вмонтированного в один из пилонов и подсвеченного изнутри таинственным электричеством. Тускло блестит драгоценная облицовка стен и потолка. Высоко над их головами – череда потемневших изображений. Вот бородатые кузнецы с крепкими пролетарскими торсами куют сияющий клинок. На другом панно те же мастера в одеждах своей гильдии передают готовое изделие благородному старцу. На третьей фреске отрок вытаскивает меч из-под наковальни, а епископ и бароны благоговейно наблюдают.
В торце зала – барельеф герба с рудокопским инвентарем, под которым высечены даты строительства и надпись «Гномшахтострой».
Глава Отдела расследований супернатуральной активности вынимает пачку сигарет и протягивает собеседнику. Член совета директоров «Arma Domini» качает головой, достает свои и наклоняется к предложенному огоньку.