Например, хотя Платон вырезал великолепную шкатулку, довольно точно воспроизведя на крышке узор с расправившими крылья орлами, ни одно из положенных туда колец так и не стало телепортом. Я совершенно не представлял себе, какой ритуал должен сопровождать «магическое программирование». Даже не мог сообразить, основано ли создание колец на законе сходства или смежности.

Однако кольца были нужны: хотя лечебный амулет работал на славу, раненых было слишком много для него, и мы хотели отправить их на Сарему как можно скорее – в качестве благодарности за помощь. Пришлось изобретать ритуал с нуля. В чем суть орлиной символики в представлении своего предшественника, додумавшегося до этих колец, я не знал (хотя готов поручиться – это был мой одномирянин!), поэтому определил ее для себя как образ преодоления пространства; элемент мгновенности привнес, попросив Платона изобразить на крышке шкатулки молнию. Долго подбирал символ безопасности – остановился на образе щита и рисунке в виде двух сцепленных колец, вроде символа бесконечности. Это, по моей мысли, должно было подчеркнуть мотив преодоления любых расстояний, но в заклинании я назвал кольца частью кольчуги, соединяя мотивы безопасности и распространения магических свойств на весь ряд сходных предметов.

Цитировать само заклинание не буду: оно получилось длиннющим и малохудожественным, но, кажется, я учел все нюансы.

Настя за это время наплела колец из древесной коры – мы не собирались делать их долговечными.

Процесс «программирования» уже не показался сложным после всей мороки. Я вновь обратился к стихиям, прося их не препятствовать перемещениям по воле человека, и, сложив кольца в шкатулку, прочел заклинание, после чего вдруг добавил такие строки:

Что моя жизнь? Короткий миг

На фоне ритмов мирозданья.

Казалось бы: зачем приник

Я к чаше горького познанья?

К чему стремлюсь? Сквозь что иду?

С какой мечтою жажду Бога?

Какую с неба жду звезду?

Ответов нет, вопросов много[30]…

– А дальше? – спросила Настя, и я обнаружил, что давно уже замолчал, не докончив неожиданно ни к чему вспомнившихся строк давнего стихотворения, «привета тех счастливых дней, когда я мало в чем нуждался, писал стихи, не спал ночей и очень редко сомневался».

– Это так, не к месту, – смутился я. – Потом как-нибудь… Так, обряд закончен, пора пробовать.

– Мне это дело привычное, – ненавязчиво предложил себя в испытатели Платон.

– А мне тем более! – воскликнула Настя. – Я уже едва различаю, где Радуга, а где Сарема.

– А меня, в случае чего, не жалко будет, – бестактно ляпнул Рудя. Вот лечи таких! Уж лежал бы себе на больничном…

– Стоп, стоп! – перебил я ребят. – Вы тут не одни, мне тоже охота покататься.

– Но ты же… – начал было саксонец.

– Теперь мне все по силам, – прервал я его и превратился в человека, уже отработанным движением подхватывая полетевшие с бедер тряпки.

– Ты же ничего не знаешь в нашем мире! – нашлась Настя. – Куда полетишь-то?

– К себе домой, – не растерялся я. – Заллус говорил, я могу это сделать с помощью кольца.

– Ты веришь Заллусу? – почти в голос воскликнули ребята.

Нет, я не верил ему. В данном случае – почти, но все же не до конца. Однако не было у меня и уверенности в том, что, скажем, изображение молнии на крышке не приведет к удару током в миллион вольт при попытке телепортации. Поэтому и в мыслях не держал позволить кому-то из ребят экспериментировать с моей кустарной магией.

От Насти я вообще как бы ненароком отодвинулся. С нее, пожалуй, станется схватить кольцо без спросу. Чтобы не вводить никого в искушение, я выбрал одно, подходящее по размеру, и нацепил на палец левой руки, воскрешая в памяти офис «Прометея».

Яркая вспышка – точь-в-точь молния! – сверкнула перед глазами, на миг ослепив меня. Первый же вдох заставил закашляться – я уже напрочь отвык от воздуха, пропитанного ароматами китайского пластика на стенах. Получилось!

Проморгавшись, я окинул взором знакомое помещение, размеченное полосками света из-за неплотно закрытых жалюзи, полюбовался на вытаращенные глаза сотрудников, помахал рукой знакомым, послушал оперный визг Ангелины Аркадьевны и прыгнул обратно на остров.

Лица у ребят были такими… у меня аж в груди защемило. Будто не чаяли больше меня увидеть. Платон от себя лично высказал, как я понимаю, всеобщее опасение:

– Я подумал: что, если ты не захочешь возвращаться сюда?

– Да? – удивился я. – Знаешь, Платон, а я, наоборот, подумал: так ли я хочу вернуться туда?

С благословения Кривова мы выдали раненым плетеные кольца-телепорты, объяснили, о чем надо думать, надевая их, и отправили на Сарему. С ними, для контроля, слетала Настя, когда вернулась, сказала, что все добрались благополучно.

Облегченно вздохнув, мы отправились поглядеть на работающих викингов – что-то сильно они расшумелись.

И немудрено… Господи, что там творилось! Это не постройка дома, а какая-то любительская постановка вавилонского столпотворения в жанре трагикомедии. Пыль стояла столбом, дым коромыслом, а площадная брань низвергалась подобно водопаду – в полном соответствии с первоисточником, разноязыкая.

Среди осоловевших от гвалта караульных ратников, стоявших на вершине земляного вала, что опоясывал будущий дом, я отыскал уже знакомого старшину и спросил у него:

– Из-за чего сыр-бор?

– Спорят! – ответил он и в сердцах сплюнул.

– Отличиться, что ли, хотят?

Видя, что я не понимаю, он пояснил:

– Тут, видишь ли, господин Чудо-юдо, наши работники решают, каким быть дому.

– А чего тут решать? – встрял кот. – Каким был, таким пусть и будет.

– Каким он у вас был, я лично не видел, – сказал старшина, – но эти вот говорят, что они так не умеют.

– Пусть как умеют, так и делают, – пожал я плечами. – Нам главное, чтобы крыша над головой была.

– То-то и оно, господин Чудо-юдо, что умеют каждый по-своему…

Вот оно что! И впрямь, приглядевшись, я обнаружил, что спорщики разбились на небольшие группы по национальному признаку.

– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.

Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.

– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…