Психоделическое световое шоу начинается

После того как психоделическое шоу закончилось, остался гореть лишь один прожектор — и в его свете на сцену взошел Альперт, волоча за собой небольшое кресло. Он уютно устроился в нем и начал рассказывать веселые истории — о своем эксцентричном папе, Гарварде, Тиме, его поисках просветления. В зале все лежали от смеха.

«Вы прирожденный комедиант, — сказал Альперту владелец, после того как тот отвесил последний поклон. — Не хотите ли поработать у меня неделю, занимаясь тем же самым, что вы делали сегодня?»

Альперт согласился и несколько дней спустя вернулся с новым представлением, на этот раз для обычной театральной публики. И провалился. Как быстро догадался Холлингсхед, проблема заключалась в точке зрения. Кому-то было смешны рассказы Дика, кому-то нет. Консервативная публика, приходящая в театр, чтобы развеять свою вечную, молчаливую безысходность, не нашла ничего забавного в том, чтобы «рисковать завидным семейным положением и великолепной академической карьерой ради такой жизни, которой жил сейчас Дик».

Тим, если бы он был в зале, наверняка согласился бы с ним. Изумительно, когда жизнь внезапно поворачивается резко на сто восемьдесят градусов. Перед свадьбой Лири был настроен радужно — его уволили из Гарварда, выгнали с островов Карибского моря, но зато теперь он наконец чувствовал почву под ногами. Касталия, на его взгляд, являлась наибольшим приближением к тому, о чем Хаксли писал в «Острове», — крепкое, духовно богатое общество, свободное от стандартных проблем современной культуры. Вдобавок после почти что десятилетия разгульной жизни он наконец нашел Нену — девушку, с которой мог связать себя определенными обязательствами. Ту, о которой он давным-давно мечтал. Теперь спустя четыре месяца развалилось все.

По совету Альперта Лири согласился провести тройной сеанс ЛСД, в котором участвовали бы он, Дик и Нена. Позднее он признавался, что это было «верхом глупости, — мы втроем были тремя упрямыми, враждебно настроенными душами и уже начали чувствовать отчуждение друг от друга». Когда они приняли ЛСД, Альперт внезапно начал обвинять Лири в ханжестве, в том, что тот постоянно делает тонкие намеки, не одобряя гомосексуализм Дика, который на самом деле — следствие озарения. Лири слегка растерялся. «Моя реакция в первый момент оказалась решающей. Ответ А: смеюсь и добродушно говорю, что любовь и юмор побеждают все. Результаты: слияние, синтез. Мы втроем превращаемся в божественную троицу Но я не смог придумать ничего лучшего, чем Ответ Б: виноватое молчание. Результат: расщепление, разъединение. Если бы мы с Диком оказались чуть более осторожны, любой из нас смог бы вывести другого из печального расположения духа просто доброй шуткой. Но нет. Во время этого сеанса мы, наоборот, отдалились друг от друга. Наши пути четко разошлись. В тот день мы в последний раз принимали кислоту вместе».

Вскоре Альперт надолго улетел отдыхать на юг Франции. А когда он вернулся, в Миллбруке ему дали от ворот поворот.

Но оставалась еще одна проблема, гораздо более трудноразрешимая. Перформансы трансцендентального искусства вместо того, чтобы решить финансовые проблемы, только обострили их, привлекая в Миллбрук все больше и больше гостей. Чтобы спастись от банкротства, Лири решил возродить забытые с прошлого лета «экспериментальные выходные» без наркотиков.

Каждую пятницу в полвосьмого вечера гости приезжали в Миллбрук. Их было пятнадцать — двадцать человек, хотя, конечно, и численность, и внешний вид часто менялись. Большинство были обычными горожанами, которые прочитали о Миллбруке в газетах или случайно купили в книжном магазине «Психоделический журнал» и, повинуясь внутреннему импульсу, решили съездить туда на «экспериментальные выходные». Цена — шестьдесят долларов казалась невысокой, особенно учитывая обещанные перспективы:

Первый рубеж — это осознать, как много в нас заложено человеческий мозг — компьютер с тринадцатью миллиардами клеток, является ключом к бесконечному знанию и новым измерениям. Короче говоря, человек практически просто не использует свои возможности. Второй рубеж — это осознание того, что пользоваться этими возможностями можно только, если отойти от привычных концепций разума. Чтобы проникнуть в новые области сознания, необходимо отключиться от всего, что вы уже знаете. Именно несогласие с этим, неспособность выйти за узкие границы привычной «действительности» мешает человеку познавать дальше свою истинную природу. Третий рубеж (если конечно первые два преодолены) — это замена теории практикой. Как можно расширить сознание? Что можно обнаружить за пределами наших привычных вербальных концепций познания? Как управлять новыми уровнями, которые станут вам доступны?

Обдумывая эти вопросы, гости подъезжали по извилистой дорожке, мимо сверкающей белым цветом ограды и деревьев, прямо к крыльцу Большого дома, в котором сегодня царила странная волнующая тишина — словно в церкви. У парадного входа их встречала девушка в сари и вручала листок, на котором было напечатано:

Добро пожаловать на «экспериментальные выходные». Здесь в Миллбруке вы станете участниками ряда опытов по расширению сознания. Первыми шагами к преодолению вашего принятого порядка поведения и привычных стратегий поведения будут абсолютная тишина и молчание.

Ни тебе здравствуйте, ни до свиданья. Пока они распаковывали чемоданы и беспокойно оглядывали причудливо раскрашенные стены, другая девушка в сари приносила им две следующие записки. В первой было:

Пожалуйста, не разговаривайте между собой о чем бы то ни было, пока не будет объявлено, что период тишины заканчивается. А теперь — обратитесь во внимание. Почувствуйте невербальную энергию, окружающую вас. Попробуйте жить непосредственно.

Доктор Лири на «Общечеловеческом Собрании Друзей»

А в последнем листке содержалась длинная инструкция о том, как следует «играть» в игру «экспериментальных выходных». Обычно именно в этот момент у кого-нибудь не выдерживали нервы. В каждые выходные двое или трое гостей быстро разворачивались и уходили — сразу, не говоря никому ни слова. «Думают небось, что попали в лапы сумасшедшему ученому, — смеялся Тим. — Думают, нам не слышно, как они крадутся к выходу и, спешно ретировавшись к машинам, спешат побыстрее уехать!»

За ужином тишина продолжалась. Меню было разным: иногда спагетти, иногда — рыба, случалось, что и щедро приправленный специями коричневый рис, овощи и домашний жестковатый хлеб. Столик был невысокий, всего в тридцати сантиметрах над полом, а вместо стульев лежали подушки. Лишенные возможности сразу выяснить социальное положение окружающих, все прислушивались к коллективному чавканью, размышляя над тем, кто его соседи, где они работают и как много зарабатывают. Где-то в середине ужина из скрытого динамика раздавался мягкий голос: «Сосредоточьтесь на чудесах, сокрытых в вашем теле… думайте о том, как еда попадает в вас… о том, как она усваивается… как превращается в энергию… в вас… думайте об этом, когда прожевываете пищу…»