Меня беспокоит тот факт, что все это, по-видимому, подчеркивает практически неразрешимый характер проблемы сознания. Безусловно, величина Ф очень хорошо отражает разницу между моделью мозга и реальной природой его архитектуры. Она определяет отличие зомби-сети от человеческого разума. Но можем ли мы знать, что модель мозга или зомби не имеют сознания? Они-то по-прежнему кричат во всю глотку: «Черт возьми! Сколько можно повторять одно и то же? Есть у меня сознание!» Но значение Ф утверждает, что они притворяются. Я говорю зомби, что, судя по Ф, у него нет внутреннего мира. Но зомби настаивает: «Нет, есть!» – точно так же, как настаивал бы мой обладающий сознанием мозг. Разве не к этому сводится вся эта проблема? Я могу что-либо узнать о системе, выражающей такие чувства, только по ее вводу и выводу. Конечно, я могу принять величину Ф за меру сознания, но не является ли сознание именно тем, что по самой своей природе не поддается эмпирическому научному исследованию?

Одна из причин, по которым Кох считает Ф хорошей мерой сознания, заключается в том, что эта величина согласуется с его панпсихической верой в то, что мы – не единственные существа, наделенные сознанием. Если сознание сводится к интеграции информации в сети, то оно может быть применимо к сущностям любого масштаба, от мельчайшей амебы до сознания всей Вселенной.

– Эта концепция сводится к утверждению, что все, что содержит в себе причинно-следственные связи, обладает тем или иным уровнем сознания. Сознание определяется тем, как вы влияете на самого себя, причинно-следственным воздействием на самого себя. Поэтому даже минимальная система, например единичная клетка, а единичная клетка – это уже невероятно сложная система, обладает некоторым причинно-следственным воздействием на саму себя. Быть такой клеткой – значит чувствовать что-то. Ее коэффициент Ф должен быть мал, но не равен нулю. Он может быть исчезающе малым, но какой-то уровень сознания в клетке все-таки существует. Это, конечно, очень древняя идея.

Когда я говорю кому-нибудь, что занимаюсь исследованием того, чего мы знать не можем, в ответ меня чаще всего спрашивают, собираюсь ли я заняться вопросом жизни и смерти. Он неразрывно связан с проблемой сознания. Продолжает ли Ф существовать после смерти? Нет никаких убедительных свидетельств того, что какая бы то ни было часть нашего сознания может пережить нашу смерть. Но можно ли это выяснить? Если уж нам так трудно проникнуть в сознание другого человека, пока он жив, исследование сознания после смерти представляется и вовсе неразрешимой задачей. С учетом того, как тесно связаны мозговая активность и сознание, возможность выживания чего-либо после смерти кажется крайне маловероятной. Если бы существовали какие-то средства общения, у нас могла бы быть некоторая надежда. В конце концов, именно так мы можем исследовать то сознание, которое, как мы считаем, существует у окружающих нас людей.

Кох согласен, что сохранение Ф после смерти в какой бы то ни было степени чрезвычайно маловероятно. Более того, он некоторое время дискутировал по этому вопросу с одним весьма необычным сотрудником.

– Пару лет назад я провел неделю в Индии, общаясь с далай-ламой. Программа была очень напряженной. Мы говорили о науке – четыре часа утром и четыре часа после обеда. Целых два дня были посвящены вопросам сознания. Буддисты изучают свое собственное сознание изнутри, при помощи техник медитации, на протяжении 2000 лет. Мы же исследуем его извне, при помощи фМРТ, электродов и психофизики, но наши выводы по большей части согласуются между собой. Он очень благожелательно относится ко многим научным идеям, и по многим вопросам мы были согласны. Например, идея эволюции не вызывает у него возражений.

Но были наверняка и разногласия?

– Единственный вопрос, по которому мы в принципе не смогли согласиться, – это идея реинкарнации. Я не понимаю, как такая система может работать. Должен существовать механизм, который переносил бы мое сознание или мои воспоминания в следующую жизнь. Если только что-то такое не найдется в квантовой физике – а я недостаточно много про нее знаю, чтобы знать об этом, – я не вижу никаких признаков его существования.

Как отмечает Кох, если попытаться ответить на этот вопрос с точки зрения ученого, необходимо как-то объяснить, как сознание может выжить после смерти тела. На эту тему существует несколько интересных предположений. Например, если сознание сводится в конечном счете к информационным схемам, существующим в мозге, – такая точка зрения может быть близка к тому, что утверждает Тонони, – то, по мнению некоторых, можно предположить, что теоретически существует возможность восстановления такой информации. Информационный парадокс черных дыр связан с вопросом о том, может ли информация быть утрачена, когда объекты исчезают в черной дыре. Но, если не использовать черную дыру в качестве крематория, можно сказать, что из квантового детерминизма в сочетании с обратимостью следует, что никакая информация никогда не исчезает.

Религиозно настроенный физик Джон Полкинхорн считает, что в этом кроется возможность существования жизни после смерти: «Хотя смерть стирает эту структуру, предположение о том, что она может сохраниться в памяти Бога и восстановлена в божественном акте воскрешения, представляется совершенно рациональным». Разумеется, для осуществления этой необычайной идеи требуется участие Бога. Кое-кто уже пытается сохранить где-нибудь информацию своего мозга до окончательного отключения «аппаратного обеспечения». Идея загрузки моего сознания в смартфон, чтобы «он» стал «мной», не так уж далека от предположения Полкинхорна. Просто в этом случае роль Бога играет изделие компании Apple. Вознесение для программистов, как называет это Кох.

Когда мы сталкиваемся с вопросом, на который не можем ответить, нам нужно сделать выбор. Может быть, интеллектуально честным ответом была бы агностическая точка зрения. В конце концов, к этому и сводится смысл неразрешимости вопроса. И вместе с тем вера в наличие ответа, свидетельствующего в пользу одной или другой стороны, не может не повлиять на то, как мы живем. Представьте себе, что вы считаете себя уникальным, а всех остальных воспринимаете как зомби – такая точка зрения сильно повлияла бы на ваше взаимодействие с миром. Или наоборот, если поверить в наличие разума у машины, каждое нажатие на кнопку «выкл.» вашего компьютера стало бы сопряжено с этическим выбором.

Кое-кто утверждает, что для решения проблемы сознания нам придется ввести в свое описание Вселенной новую фундаментальную составляющую, которая порождает сознание; составляющую, которую – подобно времени, пространству или гравитации – невозможно свести к чему-либо другому. Мы можем только исследовать отношения между этой новой составляющей и другими составляющими, которые у нас уже были до этого. Мне такое решение кажется нечестным. Сознание возникает в развивающемся мозге по достижении некоторого критического порога – подобно тому, как вода в какой-то момент начинает бурлить и кипеть и переходит в газообразное состояние. В природе есть много примеров таких критических переломных точек, в которых происходят фазовые переходы. Вопрос заключается в том, образуется ли при таком фазовом переходе нечто, что нельзя объяснить иначе как возникновением новой фундаментальной сущности. Разумеется, такие примеры тоже существуют. Электромагнитные волны возникают вследствие ускорения заряженных частиц. При этом они не являются эмерджентным феноменом, а образуют новую фундаментальную составляющую естественного мира.