Впрочем, пусть их. Воинство Подгорного Племени заскучало без боя. Хумансы бежали, бросая все добро, – какой интерес в таком походе? Прежде чем войско доберется до Мельина, каждый топор должен покрыться вражьей кровью во много слоев.

Сидри теперь не отходил от ковчега с Алмазным Мечом, до рези в глазах всматриваясь в прихотливую игру огоньков на блестящих отполированных гранях. Меч чувствовал впереди врага. Врага настоящего, которому все имперские легионы в совокупности – ничто, прах, пушинка. Волшебство обернулось кровью, и больше гномы повторять его не пытались, а на встречающиеся порой холмы с долменами взирали мрачно и подозрительно.

На следующий день, когда с небес вовсю сыпала сухая снежная крупа, армия Каменного Престола лицом к лицу сошлась с имперскими легионами.

Ночью, когда Император начал уводить войско из башни Кутула, на дороге его встретил еще один гонец. И вновь – в алой рясе с белой оторочкой.

Сцена повторилась. За тем лишь исключением, что в первый раз письмо архиепископа доставил другой монах.

– Что тебе, Божий человек?

– Послание, – кратко произнес монах. Протянул ящичек и тотчас отъехал к обочине дороги – читать молитву.

Император развернул свиток.

«Вновь пишу к тебе, неразумный и неуверовавший: бойся, ибо настал День Гнева Его, и кто может устоять? И, как гласит пророчество, сняты уж две из трех печатей Гнева Его; два Зверя на свободе, пробудился и Третий, Четвертого же нашему миру не видать. Покайся, сын мой, и склонись перед магами, ибо сказано в Книге Прихода Спасителева: „Но, коли найдется Один, что превозможет Зверя, – стоять миру другие двунадесять тысяч лет“ (Приход, 11 – 8)».

Подписи не было, стояла оттиснутая в алом сургуче печать архипрелата.

Император молча пожал плечами.

– Ведено ждать ответа, – прохрипел монах.

– Ответа не будет. – Император даже не повернул головы.

– Тогда слушай, безумец! И пусть все остальные слушают тоже! – Монах приподнялся в стременах, рывком сорвал с шеи косой крест, вскинул его над головой. – Покайтесь, ибо Судный день настает. Спускается Спаситель с небес, ибо переполнилась чаша Терпения Его. Вот, вот, внемлите, два Зверя уже на свободе, и третий готов вырваться, а Четвертому уже некуда вырываться станет, ибо исчезнет сей мир в купели огненной, расплавлен будет и отлит заново…

Император сделал едва заметное движение бровью. Один из Вольных послал своего коня вперед. Монах прервал речь, хищно зарычал, рванув левой рукой узел веревочного пояса.

Арбалетная стрела, угодив в правое плечо, сшибла его с коня.

Вольный, усмехнувшись, вернулся в строй. Как же глупы эти хумансы…

– Положите его в обоз. Только охрану приставьте ненадежнее, – распорядился Император. – В ближайшем городе отдадим монахам. – Он оглядел свою свиту.

Горели факелы, бросая красные блики на лица людей и Вольных. Телохранители Императора по-прежнему оставались каменно-спокойны – глупые верования глупых людишек, равно как и их пророчества, Вольных не волновали.

Легаты, особенно выслужившиеся, тоже держались неплохо. А вот оставшиеся с Императором бароны, напротив, заволновались.

– Божий человек!.. Пророчествовал!.. – понеслось со всех сторон.

Император повернулся. Осветился вычеканенный на латах василиск – казалось, глаза чудовища горят яростным пламенем.

– Кто-то оспаривает мой приказ? – спросил Император ровным голосом. Вольные, не дожидаясь команды, сомкнули ряды вокруг повелителя; мелькнули черные тени вскинутых арбалетов.

Повелителю никто не возразил.

Несколько легионеров уже возились с монахом. Старший, седоусый центурион, повернулся к Императору, прижав правый кулак к сердцу:

– Повиновение Империи! Повелитель да взглянет на это.

– Фесс! – коротко бросил Император. Молодой воин осторожно принял от центуриона простую, грубую веревку, которой подпоясывался монах. Мгновение смотрел на нее, а потом подхватил с обочины тракта толстую палку и резко подбросил ее в воздух. Веревка хлестнула словно кнут – палка развалилась надвое.

Свита Императора дружно переглянулась.

– Я слыхал о таких штуках, мой повелитель. Их делали давным-давно самые северные гномы, всего две или три семьи за Каменным Ключом. Ходили слухи, будто они добавляют в расплав мелко истолченные алмазы, отчего сталь обретает способность резать все на свете. Разумеется, это были только сказки – алмаз не способен выдержать такой жар, он просто сгорит, – но сказки на сей раз оказались справедливы. Серая Лига покупала это оружие. И, кроме нас, это делал и Святой Престол.

– Ты умеешь владеть ею? – осведомился Император.

– Не могу сказать, что превзошел в этом остальных, но кое-что сделать смогу.

– Тогда оставь эту штуку себе, Фесс, надеюсь, у тебя она окажется небесполезной. – Император повернулся и тронул коня.

Казалось, никакие пророчества не в силах свернуть его с пути.

Войско Каменного Престола сошлось с имперской армией на следующий день – уже по-зимнему холодный и сумрачный. С утра мела легкая метель, однако к полудню небо прояснилось, выглянуло неяркое и низкое зимнее солнце.

Два пограничных легиона, Двенадцатый и Четырнадцатый, вкупе с поспешно набранным городовым ополчением западных краев – еще шестнадцать полных когорт, хотя, конечно, этим шестнадцати когортам до настоящих как от земли до неба. Вполне достаточно сил, чтобы раздавить очумевшую от собственной дерзости и невероятной доселе удачи горстку вторгшихся, едва ли полные пять тысяч секир. Имперцев собралось почти двадцать четыре тысячи. Более чем достаточно.

Командовавший здесь легат – немолодой, прошедший не через один бой ветеран – в победе не сомневался, однако и о враге судил здраво. Гномы – противник опасный и упорный. Прочность их доспехов позволяет хирду выстоять даже под градом арбалетных стрел; разорвать его стальную стену могут разве что ядра катапульт или окованные бревна, посылаемые большими баллистами. Конечно, очень хорошо подействовала бы магия – но, увы, впервые за много-много лет легионы шли в бой, не имея поддержки волшебников, Бросать против хирда необученную, горячую пехоту – все равно что плескать на стену водой, с той только разницей, что здесь будет не вода, а кровь. Конечно, имей легат вдоволь конницы, особенно конных лучников, он измотал бы гномов непрерывным градом стрел, заставил бы день и ночь стоять в строю, ни на миг не ослабляя пряжек доспеха. Но, увы, конница осталась далеко на юго-востоке, на степных рубежах Империи. А легат привык не сожалеть, а действовать.

Два легиона регулярной армии преградили гномам дорогу. Тракт выбегал здесь из леса на широкое поле, плавно повышавшееся к востоку, так что атакующим пришлось бы одолевать очень длинный, хотя и достаточно пологий склон.

Во второй линии, за наспех выкопанным неглубоким рвом, за частоколом стояли шестнадцать ополченских когорт. Легат опустошил арсеналы, раздав все арбалеты, какие только имелись. Опытные лесовики северо-запада пришли с испытанными боевыми луками в полный рост человека. Охотники похвалялись, что из такого за полсотни шагов гнома можно нанизать на древко, словно тетерева.