решение, то всё равно не вызвало комментариев. Возможно, тот понял без слов…насколько паршиво и сложно видеть урывками родных людей.

Один раз приходил отец. Спустя целый месяц. Грозно свёл брови, заиграл желваками и без предисловий заговорил:

— Одумайся, пока есть такой шанс, и дело можно замять. Ты ставишь на себе крест из-за какой-то бредовой истории. Не твоей истории. Захотелось почувствовать себя героем?.. Очень глупо! Закругляйся на данном этапе — вполне достаточно спецэффектов.

Руслан не отвечал. Лишь внимательно изучал черты папы, задаваясь вопросом, почему они стали такими чужими. И вопрос этот был риторическим, потому что ответ он прекрасно знал. Как и то, что доказывать Аристарху Станиславовичу что-либо бесполезно.

— Давай так. Либо ты берешься за ум, либо я лишаю тебя всего.

— А всё — это что? Деньги, квартира, машина?

— Не ёрничай. Ты прекрасно понимаешь.

— А ты больше за меня переживаешь…или за свою репутацию?

Они схлестнулись взглядами. У Руслана — спокойный, равнодушный. У отца — яростный, пылающий огнем.

— Ты ставишь на себе крест, дурак. Она того стоит? Думаешь, через несколько лет, когда выйдешь, не станешь обвинять и жалеть? Выдержишь? Золотой мальчик, живший на всём готовом — тебе по плечу такие условия? И всё почему, скажешь? Какая надобность в этом цирке?!

— Ева — моя жена.

— Не смеши меня! — короткий злой смех. — Ты и оказался-то здесь, потому что она не твоя жена!

— Формальность легко решится в будущем. Я говорю о фактах. Она — моя жена, — повторил твердо.

— Как раз формальности и играют главную роль! — рявкнул Аристарх Станиславович.

— Ну, тебе ли не знать? Формально ты был женат, а мужем… — покачал головой Руслан. — Мужем ты не был…

Мужчина застыл. Даже побледнел немного. В этот момент отчетливо была видна печать усталости на его лице: и морщины, ставшие глубже, и голубоватые тени нижних век, и сделавшиеся намного уже губы, которые привыкли поджимать чаще, чем раскрывать в улыбке. Будто мигом он превратился в старика, хотя ему не так давно исполнилось пятьдесят. А взгляд — стеклянный, отрешенный.

— Щенок…

После выплюнутого гневно слова отец порывисто встал и покинул комнату свиданий. Больше и не о чем говорить. Тот понял, что Руслан не отступится. У него много причин…

Изначально, естественно, в его планы не входило здесь задерживаться. Он пришел с повинной, чтобы не дать тому уроду удовольствия первым накатать заяву. А то, что так оно и будет, не сомневался. Увы, обстоятельства были против Руслана. Разрыв селезенки, срочная операция, медицинское освидетельствование. Нанесение тяжких телесных повреждений. Без вариантов.

Сначала ему казалось, что вполне себе можно отделаться крупным штрафом, возмещающим убытки, только бы дождаться суда. Но интуиция подсказывала, что он задержится за решеткой…надолго. Буквально с первой ночи в СИЗО. И она не обманула. Где-то через неделю к нему явился…Карен. Что не могло не удивить. После таких-то увечий…как минимум еще надо лежать пластом.

— Да, теперь я понимаю, что значит выражение «живучая тварь».

— Вот и радуйся, малыш. Если бы я сдох, тебя бы точно не отмазали. А так…скоро выйдешь на свободу.

Подвох ощущался явный. Кричащий.

Руслан сузил глаза и прошелся по разукрашенному лицу мужчины, медленным скованным движениям и неестественной позе, которую тот принял, севши. Ясное дело, что не за светскими беседами он здесь оказался. Поэтому парень приподнял бровь, молча вынуждая его продолжить.

— Раз решил быть мужиком, пойдешь ли до конца, а, орёл? — мразотная ухмылочка, которую тут же захотелось стереть. — Или оставим всё, как есть? Будем тягаться и дальше? Тебя отмажут, не сомневаюсь. Ты выйдешь, попробуешь через юристов папаши содействовать разводу, и длиться это будет бесконечно. Поверь мне. Мериться х*ями будем до конца жизни. Кто круче, влиятельнее, богаче. И за это время, учти, твой ребенок родится под моими данными. И официально будет моим. Я пресеку все твои попытки доказать обратное.

Кровь в венах забурлила с такой яростью, будто готовилась к извержению.

— Или…у нас есть один интересный вариант. Послушаешь?

Не в силах расцепить сжатую челюсть, Руслан зло и коротко кивнул.

— Хороший мальчик, — похабная улыбочка, — ты отбываешь срок. Я даю развод.

— Гарантии?

— Моё слово.

— С х*ра ли оно что-то должно для меня значить?

— А у тебя есть выбор?

И ведь прав гондон.

— Условия?

— Всё просто. Даешь отбой шавкам брата и отца. Отбываешь положенное. Я уверюсь в этом и тут же отошлю Еве документы.

— За что ты ей мстишь? За задетое эго? Предпочтение тебя другому?

— Я не мщу, малыш, — взгляд Карен потемнел, а тон сделался жестким. — Я — наказываю. За своеволие.

В том, что этот человек — больной ублюдок, он окончательно убедился. И рассказ Зефирки приобрел новый смысл.

— Что, не оценила она твою неотразимость? — вопреки ситуации и своему положению, Руслана охватывает веселье, которое выливается в широкую улыбку. — Пошла против системы, установленной в твоей голове? Это как же тебя оно всё задело, что ни сил, ни времени, ни финансов не жалко бодаться с простой девушкой?..

— Ну, так вот и пришел бодаться с непростым мальчиком, — зеркалит улыбку своим оскалом. — Проверим, чья теория работает.

— Я согласен.

Парень выдал это резко и хлестко. Собеседник опешил и в первые несколько секунд лишь неверяще вглядывался в него. Будто и вовсе не ждал такого ответа. Пришел подразнить, поглумиться. А в итоге… Интересно, он считает себя выигравшей или проигравшей стороной?.. На короткий миг это замешательство в глазах соперника доставило Руслану удовольствие. Но на миг. Осознание того, что лежит на кону, отрезвило очень быстро. Но не изменило решения.

Карен очень медленно встал, упираясь руками в стол, и направился к выходу, у которого остановился и обернулся:

— Я своё слово сдержу. Если ты — сдержишь своё.

— Не сомневайся. Здоровья тебе крепкого! Береги себя! — отсалютовал парень. — Пока я здесь.

Тот в ответ хмыкнул и покачал головой.

— Зеленый такой… Но перспективный. Молодец.

Удивительно, но обещание этот чудик выполнил. Через несколько недель где-то за день-два до прихода Разумовского-старшего пришли копии свидетельства о разводе. И теперь отступать некуда. Хотя, Руслан и не собирался.

Перечить отцу, отказываясь от благ фамилии, весьма опрометчиво. Он знал. Но ничего из материального ему не заменило бы потом попранной чести, совести и мужского достоинства. И цена, которую заплатил за право быть полноправным мужчиной Зефирки, его не пугала.

Это только в кино кажется не таким уж и тяжелым — лежишь себе на койке, гуляешь, спишь, книжки почитываешь…и стараешься не ввязываться в сомнительные диалоги, приводящие к конфликтам. Реальность — серая, полная мрака, едкого отвращения. Было бы ложью сказать,