сделать. Ты же ходила на свои экскурсии для богатых девочек в отделение для больных СПИДом. Ты знаешь, как все закончится. Принц не будет жить долго и счастливо. Твой брат умрет. Скорее всего сегодня ночью. Он не дотянет и до рассвета.

У Джейн комок встал в горле, когда она узнала свой худший страх, облеченный в слова.

— Доктора помогут ему умереть спокойно.

— Ник добыл для него пузырек морфина.

— Он почти пустой.

— Это все, что мы смогли найти так быстро. Нам еще повезло, что есть хотя бы это. Этого должно хватить, а если нет… — Она пожала плечами. — С этим мы ничего поделать не можем.

Джейн снова вспомнила Бена Митчелла — одного из первых юношей, которого она встретила в отделении для больных СПИДом. Он отчаянно хотел вернуться в Вайоминг и повидаться с родителями перед смертью. Потом они наконец смягчились и забрали его, но последние восемь минут жизни Бен провел в аду, задыхаясь от жидкости в легких, потому что врачи провинциальной больницы слишком боялись воткнуть ему трубку в горло, чтобы он смог дышать.

Джейн знала чувство паники, которое возникает, когда не можешь дышать. Ник душил ее раньше. Один раз во время секса. Один раз в ее прошлую беременность. И один раз — час назад, когда угрожал убить ее. Неважно, сколько раз это было, все равно нельзя подготовиться к страшному ощущению невозможности вдохнуть воздух в легкие. К ощущению, будто твое сердце наполняется кровью. К обжигающей боли в сдавливаемых мышцах. К пламени в груди. К онемению в руках и ногах, когда тело способно выполнять только одну функцию — не умирать.

Джейн не могла допустить, чтобы ее брат ощутил этот ужас. Ни на одну минуту, ни тем более на восемь.

Она сказала Пауле:

— Врачи смогут вколоть ему что-то, чтобы не стало хуже.

— Может, ему хочется это пережить, — сказала Паула. — Может, он хочет это прочувствовать.

— Ты говоришь как Ник.

— Буду считать это комплиментом.

— Не надо. Считай это поводом задуматься о том, что ты поступаешь неправильно. Мы все неправы.

— Концепты «правильного» и «неправильного» — это патриархальные конструкты, призванные контролировать популяцию.

Джейн повернулась и посмотрела на девушку.

— Ты не можешь говорить это всерьез.

— Ты слишком слепа, чтобы понять. По крайней мере хоть сейчас увидела. — Паула взяла в руки нож. Она яростно начала нарезать гору моркови. — Я слышала, как ты говорила с ним в фургоне. Все это курлыканье влюбленной голубки о том, какой Ник замечательный, как ты его любишь, как ты веришь в то, что мы делаем. А потом ты внезапно появляешься здесь, готовая бросить его.

— Ты слышала, что было в ванной, когда он душил меня до полусмерти?

— С удовольствием слушала бы это каждый день до конца моей жизни.

Кусочек морковки упал на пол рядом с Джейн.

Если бы она встала, если бы сделала шаг вперед, она бы оказалась совсем рядом с Паулой. Она смогла бы вырвать нож из ее рук, достать пистолет у нее из-за пояса…

А потом?

Смогла бы Джейн ее убить? Одно дело презирать человека, совсем другое — лишить его жизни.

Паула сказала:

— Это же произошло до Берлина, да? — Она показала ножом на свой живот. — Я думала, ты начала толстеть, но… — Она раздосадованно выдохнула сквозь зубы. — Это было бы слишком хорошо.

Джейн посмотрела на свой живот. Она так боялась рассказать кому-либо о ребенке, а все, оказалось, догадались сами.

— Ты не заслуживаешь носить его ребенка, — сказала Паула.

Джейн смотрела, как поднимается и опускается нож. Паула не обращала на нее никакого внимания.

Встать, сделать один шаг, схватить нож…

— Будь моя воля, я бы его из тебя вырезала. — Паула ткнула концом ножа в сторону Джейн. — Хочешь?

Джейн пыталась не показывать, что эта угроза попала ей в самое сердце. Ей нужно было думать о ребенке. Дело было не только в Эндрю. Если она нападет на Паулу и проиграет, она рискует потерять ребенка раньше, чем сможет взять его на руки.

— Так я и думала, — Паула вернулась к морковке с ухмылкой на лице.

Джейн уронила голову на грудь. Она никогда не умела постоять за себя. Ее стратегией было молча пережидать бурю. Так она всегда поступала с отцом. Так она поступала с Ником.

Она посмотрела на стопку поляроидов на столе. На фото сверху была запечатлена глубокая рана на ее бедре. Джейн дотронулась до своей ноги в том самом месте и провела пальцами по рельефному розовому шраму.

След от укуса.

Она очень хорошо помнила, когда была сделана эта фотография. Джейн и Ник поехали в Палм-Спрингс в то время, когда порезы и синяки Джейн только заживали. Ник ушел пообедать и вернулся с фотоаппаратом и пленкой.

Прости, дорогая, я знаю, что тебе больно, но у меня только что возникла потрясающая идея.

Эндрю тогда сильно колебался по поводу плана. У него были веские причины. Он не хотел, чтобы Лора Жено села в тюрьму за нападение на Мартина. Но больше всего его смущало то, что они заденут гордость Мартина. Несмотря на избиения, упреки и даже на факты, которые вскрыл Ник, работая на «Квеллер Хелскевар», в Эндрю еще сохранялись остатки любви к отцу.

Смотри, что твой отец сделал с твоей сестрой. Мы должны заставить его заплатить за это. Мартин Квеллер должен расплатиться за все свои грехи.

Ник решил, что Джейн ему подыграет, и с чего ей было не подыграть? С чего ей было не скрыть от своего брата, что это Ник бил ее по лицу, что это он разодрал ее плоть зубами и колотил ее в живот до тех пор, пока кровь не хлынула у нее между ног и их ребенок не исчез?

С чего?

Джейн бросила фотографии в металлический ящик. Вытерла потные ладони о брюки. Она вспомнила, как сидела с агентом Данберри на заднем дворе. Они раскусили Ника меньше чем за неделю.

Он убедил всех в своем кругу, что он умнее, чем есть на самом деле. Что он знает больше, чем на самом деле.

Паула сказала:

— Я раньше очень тебе завидовала. Ты знала?

Джейн сложила папки и убрала их обратно в ящик.

— Да ладно.

— Ну да. — Паула начала нарезать картошку. Она использовала тесак для мяса. — Первый раз, когда я тебя увидела, я подумала: «Что эта сопливая сучка здесь делает? Почему она хочет что-то изменить, если все это дерьмо идет ей же на пользу?»

У Джейн больше не было ответа на этот