– Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у!

Ганнону стало не по себе. Он понял, что имел в виду Клит. Кому-то придется пойти и посмотреть, отступили ли враги, рискуя мгновенно умереть, если легионеры не испугались. «Проклятье!» – подумал он. Сжав меч так, что побелели костяшки, он стал красться вперед. Шаг за шагом юноша двигался к римским укреплениям. Пять шагов. Десять. Пятнадцать, потом двадцать. Клит за спиною трубил так, будто от этого зависела его жизнь. Солдаты продолжали, не затихая, орать и стучать. В результате получался оглушительный шум, но Ганнон предпочел бы стоять рядом с ними, чем идти в зубы смерти.

Через пятьдесят шагов он остановился. На дороге лежало что-то большое. Командир приблизился, готовый к ловушке, но, обнаружив скутум, громко рассмеялся. Через два шага он нашел пилум.

– Они убежали! – сказал он себе. – Попросту сбежали!

Страх прошел, и он продвинулся еще на пятьдесят шагов по дороге. Никого из римлян не было видно. Еще один скутум, несколько пилумов, но ни одного живого легионера.

– Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у! – продолжал свои усилия Клит, но он уже утомился.

Ганнон усмехнулся и прокричал хорошую новость, чтобы приятель не рухнул от натуги, после чего трусцой побежал назад. От известия трубач так смеялся, что зашелся кашлем.

– Какой стыд, что все вино вылили зря, – сказал он, когда пришел в себя. – Мне бы день-два не пришлось открывать кошелек.

– Дольше, – заметил Ганнон, вытирая слезы с глаз. – Взять с собой карникс – это было гениально.

– Неплохая идея, а?

– Поистине сегодня ночью боги на нашей стороне, – с довольным видом добавил жрец.

Карфагенянин почтительно склонил голову. И в самом деле казалось, что божественные силы дали им свое покровительство. «Благодарю тебя, Великая Охотница. Благодарю тебя, Баал-Сафон. С вашей помощью мы можем разбить легионы Марцелла, когда прибудет Гимилькон, и закончить войну в Сицилии».

По приказу Клита они начали спешный марш к Сиракузам, уже стараясь не шуметь. Вряд ли легионеры опомнятся, но, как сказал Ганнону друг, было бы стыдно понести какие-то потери из-за того, что плелись слишком долго.

– Пусть нашими потерями будет лишь шум в голове и холодный пот от выпитого сегодня вина, – заявил он.

– Пожалуй, я присоединюсь к вам после такой вылазки, – счастливо проговорил Ганнон.

После того, что случилось, стоило вытерпеть похмелье.

Квинт и Урций находились на том самом месте под Галеагрой, где были во время разведывательной миссии неделю назад. Но на этот раз цель была совсем другая. С ними шел Коракс и вся его манипула. Еще пять манипул гастатов выдвигались на позицию у них за спиной: всего почти тысяча человек. В том числе и манипула Перы. У Коракса имелось десять тайно построенных лестниц. «Марцелл поверил Кораксу!» – торжествуя, подумал Квинт. Консул допрашивал его более двух часов, как после рассказал Квинту центурион, но принял его рассказ. Словно демонстрируя благоволение богов, недавно перебежавший сиракузский дезертир упомянул про праздник Артемиды, который продлится три дня. Чтобы успокоить городских жителей, которых сердил недостаток продуктов, Эпикид объявил, что во время праздника все смогут пить вино без ограничений и бесплатно.

Со стороны Марцелла, решил Квинт, весьма умно было перенести штурм на второй день празднований. Те, кто воздержался от вина в первую ночь, захотят наверстать упущенное. А другие, с больной головой, будут опохмеляться. А вообще непьющие? Ну, мало кто не пьет, когда за вино не нужно платить. Если есть хорошая возможность когда-либо напасть на Сиракузы, то она пришла. И все благодаря ему. Марцелл не знал этого, но Коракс знал. Он даже потом отвел Квинта в сторону и поблагодарил, а также добавил:

– Если все получится, я лично раздобуду вина для тебя и остальных, чтобы пропьянствовать неделю.

– Я вам напомню, – со смехом ответил ему молодой гастат.

Теперь же ему было не так весело. Он съежился перед защитным рвом, на него давили доспехи и то, что когда Коракс подаст сигнал, он первым побежит к основанию стены. Товарищи у него за спиной – Урций и другие из его палатки, а за ними остальная манипула – потащат лестницы длиной в двадцать локтей. Когда они догонят его и прислушаются к вражеской активности, Квинт поднимется по первой лестнице. Урций и товарищи полезут за ним, а потом Коракс и остальные.

Центурион поставил перед ним задачу.

– Твоя наблюдательность сделала штурм возможным, – криво усмехнулся он. – Но тебе не сойдет с рук нарушение своего долга. Покинуть пост часового непростительно, какова бы ни была причина. Однако если после военной операции останешься жив, я на сей раз забуду об этом происшествии.

«Справедливо», – подумал Квинт. В мочевом пузыре чувствовалась боль; раздраженный, он старался не обращать на нее внимания, как и на жжение в кишках. Было такое ощущение, будто он не облегчил пузырь и кишки перед выходом из лагеря. А юноша сделал это дважды. Так делали все – собравшись вокруг выгребной ямы и громко отпуская шуточки. «Я забуду о болях, когда начнется бой», – говорил он себе, стараясь не представлять себе, что будет, если до атаки дело не дойдет. Если сиракузский часовой услышит, как он лезет по лестнице…

Из темноты возник Коракс и приблизил лицо к лицу Квинта.

– Готов?

Тот кивнул.

Вместо команды «пошли» центурион просто указал на стену.

Последний раз взглянув наверх, Квинт стал спускаться в ров. Это требовало нервов. В любой момент сверху мог раздаться крик или на голову мог упасть массивный камень. Может быть, тот сумасшедший с карниксом, который так перепугал дозор на южной стороне города прошлой ночью, появится и здесь… Ничего подобного не случилось, но Квинту не стало лучше. Сжав зубы, он с Урцием взял у Плацида первую лестницу. Когда к ним во рву присоединились другие, они перекинули ее через терновник с шипами. Тут Квинт задержался, чтобы прислушаться к часовым. Кроме пения где-то в стороне, ничего не было слышно. Без особых сложностей римляне подняли лестницу и прислонили к стене. Несмотря на все усилия, раздался тихий стук. Они замерли, но никакого окрика не последовало.

Квинт горел желанием подняться, но был приказ не начинать штурм, пока не будет установлено по меньшей мере пять лестниц. Им оставалось только стоять с колотящимся сердцем, пока остальная манипула делала все то же, что проделали они. Гастатов во рву набилось, как рыбы в пруду. Десятки других подошли к краю, ожидая своей очереди. Где-то там был и Пера. «Боги, пусть он окажется там, где я дотянусь до него мечом», – мрачно подумал Квинт. Он твердо решил воспользоваться хаосом при взятии, чтобы отомстить. Урций был с ним заодно. Если выдастся возможность, они убьют Перу.

– Да пребудет с тобой Фортуна, – прошептал командир Квинту в ухо. – Пошел.

Юноша терпеть не мог лазить по лестницам в полном вооружении, а в темноте это оказалось еще труднее, чем он ожидал. Каково же будет со щитом, он мог лишь вообразить. С каждой ступенькой ножны грозили выдать его, колотясь о деревянную лестницу. Методом проб и ошибок Квинт сообразил засунуть рукоять меча под мышку и прижать его, таким образом минимизировав движения гладиуса. Наверное, Урций и прочие за ним сообразят сделать то же самое.