Через пару минут в коридоре нарисовались насупленные и слегка разочарованные принцы. Хм, неужто им отказали? Увидев здорового отца, юноши статуями недоумения замерли на месте.

— Что, не ожидали меня увидеть? — невинно спросил король, сдерживая злорадное торжество. Он никогда не любил двух кретинов, зачатых лишь по политическим соображениям, и теперь ликовал, предвкушая скорую и заслуженную расправу.

Кальм глупо кивнул. Алентис остался стоять столбом.

— Идиоты! — рявкнул Кальтис. — В таком возрасте вы не можете даже сляпать простенький заговор! Но расплачиваться за неудачу придется сполна, скидки на кретинизм не будет!

Принцы задрожали осиновыми листьями перед грозой.

— Я поставлю на вас заклятие подчинения, — прошипел король, кинув на сыновей спутывающие чары, чтоб не дергались. — А потом связующее со мной — вы будете живы до тех пор, пока буду жив я! Моя смерть станет вашей смертью, и чувствовать в этот час вы будете то же, что и я!

Кальм предпринял безнадежную попытку достать оружие и броситься на отца, но заклинание держало крепко. Насладившись смятением, отчаянием и страхом отпрысков, черный бог мстительно расхохотался и наложил на них обещанные чары подчинения и жизненной связи.

— Теперь ступайте к себе, — брезгливо бросил Кальтис.

Принцы торопливо пошли, почти побежали по коридору, стремясь выполнить приказ отца и повелителя. Довольно осклабившись, Кальтис направился к камере «сказителей». Ухмылка исчезла с лица, уступая место странному выражению напряженного ожидания, предвкушения и неуверенности, никак не вязавшемуся с недавними размышлениями бога об умении скрывать свои чувства.

Войдя внутрь, король мельком взглянул на ощерившегося Джея и с размаху вмазал ему в челюсть, демонстрируя некоторое сходство в логике с потомками. Звеня кандалами, принц опять вмазался в стену и снова отключился, на сей раз, возможно, по-настоящему.

Потом король с невольной робостью посмотрел на Элию. Спокойный взгляд серых глаз пленницы обжег душу. Он молился холсту и сухой краске, а здесь была теплая, живая, дышащая плоть, дивная богиня, о которой Кальтис грезил веками. Такая желанная и такая недоступная. Он мог бы с легкостью уничтожить это прекрасное тело или подчинить его заклятием, но душа вновь, как тысячу лет назад, ускользнула бы от него. Утренний шутливый диалог с принцессой казался несбыточной далекой грезой. Конечно, она лишь притворялась сказительницей, и все ее слова тоже могли быть ложью, но если бы в них была хоть толика правды? На ложе восходят лишь двое, а все остальное — власть, титулы, вражда — остается вне него. Ах, если бы это было так!

— Ну, здравствуйте, принцесса Элина, — сказал король, подавляя волнение.

— Теперь меня зовут Элия, — спокойно ответила девушка, подняв голову.

С достоинством королевы она сидела, скрестив ноги, на жалком тюфяке. Убогая обстановка камеры не унижала богиню, лишь ярче заставляя сиять бриллиант ее красоты. Ни трепета страха, ни волнения не было в голосе принцессы, лишь легкая ирония. Король почувствовал себя в роли просителя, пришедшего на поклон к повелительнице.

— Элия, — повторил Кальтис новое имя своей старой любви. — Мы кровные враги. Я могу — и должен — убить тебя и твоего брата. Но я оставлю тебя в живых.

Сколько раз он в мечтах представлял себе встречу с Элиной, тысячи пылких, нежных слов, что хотел ей сказать, сколько ночей он грезил о том, как разыщет богиню, где бы она ни была, как положит к ее ногам свое сердце, как она покорится и примет его любовь. Он и искал, но все шпионы, вся магия были бессильны, и тщетными оставались поиски. Тщетными до сегодняшнего дня. Наконец желанный миг настал, но не таким, совсем не таким виделся он черному богу. Не в тюрьме, не в кандалах…

Вот принцесса легонько зевнула, словно разнежившаяся на солнышке кошка, изящно прикрыв рот ладошкой. Спокойствие девушки выводило короля из себя, но он знал, что если сорвется, то только испортит этим все задуманное.

— Стань моей, и у тебя будет все, что ты только пожелаешь! — страстно, как неопытный мальчишка, впервые открывающий сердце, воскликнул мужчина, понимая, что слова эти глупы и банальны, но не в силах подобрать других.

Его начала бить легкая дрожь. Король вспомнил единственный раз, когда он касался Элии, держал ее в объятиях, тогда, на лошади, как чувствовал мягкую теплоту бедра девушки, нежный аромат ее волос, вспомнил легкое прикосновение ее губ к своей щеке, и его захлестнула волна возбуждения. Принцесса принялась внимательно разглядывать маникюр, недовольно покачивая головкой при виде обломанного ногтя и содранных до крови костяшек тонких пальчиков.

— Элия!

Кальтису мучительно захотелось опуститься на колени рядом, исцелить заклятиями эти дивные руки и покрыть их поцелуями. Вот сейчас, если бы богиня улыбнулась, подала хоть один знак, что он ей небезразличен, что он может на что-то рассчитывать, хоть на что-то, он сию минуту кликнул бы стражу, освободил ее ножки от тяжелых оков, на руках отнес бы к себе. К себе на ложе, где их было бы лишь двое, а все прочее можно было бы забыть, как страшный и нелепый сон… «На ложе лишь двое» — эти слова, далеким эхом повторяющиеся в душе, уже стали почти навязчивой идеей для короля.

Принцесса даже не повернула головы.

— Хорошо. Я даю тебе время до завтрашнего дня. Подумай! И не забывай, что от твоего решения зависит не только твоя собственная жизнь, но и судьба брата, — зная, на что давить, сухо закончил Кальтис и вышел, сильно хлопнув тяжелой дверью.

Навалилось разочарование. На что он рассчитывал, дурак!.. Элина, Элия… Они враги. Как тяжело любить, когда тебя ненавидят… На его руках старая кровь, ее кровь, кровь ее семьи… Но, может быть, она передумает. Такая красивая девушка должна ценить жизнь, любить роскошь, уют… «Как я баловал бы ее. Выполнял бы любой каприз… Если бы она согласилась, хотя бы ради брата, пусть бы не любила, но хотя бы просто терпела… Я мог бы доказать ей свою любовь, подарить такое наслаждение, чтобы она смирилась, стала моей… А жену давно пора отправить в следующую инкарнацию, туда ей и дорога, суке. Элия станет моей королевой, королевой Альвиона навеки…»

Девушка криво усмехнулась вслед королю и бросила:

— Кончай притворяться, Джей.

— Надеюсь, сегодня притворяться больше не придется, — поворчал принц, потирая многострадальную челюсть. Хоть он, поднаторевший в драках, и умудрялся начинать падать и уворачиваться прежде, чем агрессоры наносили удар, а все равно без синяков не обошлось.

— Больше, наверное, визитов не будет. Если только явится Отис соблазнять тебя, но тогда уже в челюсть достанется мне, — пошутила девушка.

— Типун тебе на язык! — нервно дернулся Джей.

«Кормить нас, кажется, так и не собираются», — подумала Элия, но ее это не слишком огорчило.

Ведь при необходимости боги способны обходиться без обычной пищи года, если не века, поглощая энергию. Убить и самого слабого бога, если он жаждет жить, а время уходить еще не пришло, нелегко, даже при помощи магического оружия и заклятий. Семья Элии легко покинула альвионскую инкарнацию лишь потому, что хотела уйти и сознательно отпустила души.