У наблюдателя и мысли бы не появилось об опасности. Человек явно беден, у него опущены плечи после многих лет нищенского тяжелого существования, безоружен. В грязной, порванной, тонкой набедренной повязке нет места, чтобы спрятать хоть какое-то оружие.

Однако, если бы такой наблюдатель приблизился, он стал бы сомневаться в своих первоначальных предположениях. Вблизи у прячущегося в лесу человека можно было заметить и кое-что другое, не совсем соответствующее его общему внешнему виду.

Во-первых, он был слишком неподвижен. На самом деле он вообще не шевелился. Ни один ничтожный представитель низших каст не в состоянии удержаться от почесывания и перемены позы.

При ближайшем рассмотрении мускулатура приводила в замешательство. Да, плечи опущены, но это могло быть сделано и преднамеренно — ведь он же прячется в зарослях. И хотя человека никто бы не назвал мускулистым, по крайней мере накачанным, все мышцы были определенно великолепно разработаны. По виду — железные. Таких мышц не увидишь у ничтожных представителей низших каст.

А плечи и руки! Очень длинные руки для такого роста. Длинные и сильные. И кисти очень большие — в пропорции к телу. Сильные. В шрамах и мозолях, и эти шрамы и мозоли появились совсем не в результате какого-то простого крестьянского труда.

И наконец глаза. Светло-карие, почти желто-оранжевые. Необычные для человека, явно относящегося к маратхи. И если бы наблюдатель подошел достаточно близко, чтобы заглянуть в них, он обратил бы внимание еще на одну странность. Глаза не смотрели так мрачно и без выражения, как смотрят представители низших каст. Нет, эти глаза скорее подобны глазам…

Наконец наблюдатель поймет. Человека, скрывающегося в лесах, называли по-разному. В одном случае он получил прозвище из-за цвета глаз и взгляда, который так походил на взгляд хищника.

У наблюдателя бы не нашлось времени, чтобы предупредительно крикнуть. Он бы просто умер в течение двух секунд. Пантере не нужно никакое оружие, кроме того, каким ее обеспечила природа. На самом деле наблюдатель имелся. Но Пантера не стал его убивать, поскольку не заметил. Этот наблюдатель сам не в первый раз оказался в лесу и давно познакомился с хищниками. И, конечно, он не был дураком, чтобы приближаться к этому человеку. Не в эти минуты. Не тогда, когда человек, если бы он в самом деле был пантерой, бил бы в ярости хвостом.

Нет, лучше подождать. Наблюдатель уже нашел лежбище Пантеры. Он будет ждать его там и поймает его тогда, когда Пантера меньше всего настроен убивать. Наблюдатель знал, как поймать хищника в его норе. Ему доводилось делать это раньше, бессчетное количество раз, и он сделает это вновь.

Наблюдатель исчез, скрылся в лесу, не издав ни звука. Если бы Пантера оглянулся в этот момент, он бы заметил наблюдателя. Нет, не самого наблюдателя, поскольку тот был мастером. Просто странную, быстро мелькнувшую вспышку чего-то белого, сверкнувшую в темно те листвы, подобно маяку. Только на мгновение.

Но Пантера не обернулся. Он слегка пошевелился. Скрытая часть его разума пыталась передать сигнал. Но это был неопределенный, путанный, неуверенный сигнал, и сознательная часть разума Пантеры его подавила.

Уже на протяжении двух дней он на бессознательном уровне получал сигналы. Кто-то за ним наблюдает. В первый день он отнесся к ним очень серьезно. Но не смог ничего определить. Ничего — а он редко не определял, откуда исходит опасность. На второй день человек отмахнулся от сигналов, списав их на нервное напряжение. В конце концов нелогично столько времени наблюдать за ним в лесу и не предпринимать никаких шагов. Враг дал бы о себе знать. Каким-то образом.

Стали бы малва кого-либо опасаться? Здесь? В самом центре подвластной им территории? Когда рядом стоит целая армия?

Пантера снова отмахнулся от сигнала.

Два часа спустя его остававшееся без движения тело напряглось. Что-то происходило.

Группа раджпутов на лошадях заехала во двор и остановилась перед главным входом во дворец Подлого. Это оказался отряд сопровождения полудюжины жрецов Махаведы и более двадцати махамиамсов, проклятых любителей падали.

Дверь во дворец открылась, и вышел дворецкий — полный мужчина невысокого роста. Одет он был в прекрасные одежды и великолепный тюрбан, как и следовало по рангу. Оставаясь слугой, он занимал самое высокое положение в своем низшем классе. Причем достаточно высокое, так как йетайцы, проживавшие во дворце, не демонстрировали неуважения, с которым обычно относились ко всем слугам.

И, кстати, ко всем остальным. Как только йетайцы заметили раджпутов, у них словно шерсть встала дыбом, как у дворовых котов, встретившихся на улице с незнакомыми собаками. Раджпуты, люди более благородного происхождения, игнорировали йетайцев.

Дворецкий рявкнул, призывая к порядку. Последовал обмен слов. Несколько мгновений спустя жрецы и махамимамсы спешились и их проводили во дворец. Перед тем как войти внутрь, один из жрецов остановился и сказал несколько слов старшему в отряде раджпутов. Раджпуты развернули лошадей и выехали со двора. Им вслед неслись насмешки йетайцев. Но раджпуты не оглянулись, не отвечали и даже не подали знака, что вообще слышали йетайцев.

После того как раджпуты уехали, йетайцы неспешно вернулись во дворец. Естественно, не преминули сказать что-то оскорбительное слуге, придерживающему им дверь.

Примерно в течение получаса стояла тишина. Тишина, за исключением обычных звуков, доносящихся из дворца — звуков, которые ожидаешь услышать из здания, населенного целой армией слуг.

Очень занятых слуг. Ожидалось скорое появление хозяина. Это было хорошо известно, причем не только слугам, но и жителям всех соседних деревень. Узнав новость, слуги демонстрировали сумасшедшую активность. А жители деревень в страхе сидели по домам, выходя только по необходимости.

Человек в лесу был в отчаянии. Но об этом не свидетельствовало ничего, кроме, пожалуй, легкой дрожи длинных, сильных пальцев. Он надеялся, он молился, он шпионил, он строил планы — а теперь время вышло.

Человек в лесу закрыл глаза — на мгновение, — приводя в порядок чувства. Отчаяние, казалось, жгло его изнутри, подобно адскому огню. Отчаяние, которое ему не доводилось испытывать никогда в жизни. Отчаяние, вызванное только одним.

Только одним человеком. Одним человеком и другими, подобными ему, которых он возглавлял.

Пантера открыл глаза. В сотый раз, в тысячный раз его быстрый ум работал и работал, прокручивая все известные факты, снова и снова. Он много раз продумывал план действий. И с таким же результатом.

Это сделать нельзя. Это просто нельзя сделать. Бессмысленно даже пытаться. Они слишком хороши. В особенности он…

Он.

Конечно, Пантера знал, как его зовут. И знал уже несколько недель, почти с того самого дня, когда сам прибыл ко дворцу. Пантера узнал его имя у жителей ближайшей деревни, а потом и у слуг, которые жили в деревнях, точно так же, как узнал многие другие вещи.