Я понял, что мне предоставлена возможность осмотреть это средневековое чудо. Какое великолепие открылось перед моим ясным взором! То передо мной шла череда небольших гостиных, обтянутых китайскими шелками, вытканными изображениями фантастических птиц. Впечатляли фарфоровые и зеркальные комнаты, будуары со стенами бледно-зеленого цвета, украшенными золотыми орнаментами, мозаикой из разноцветного искусственного мрамора, изображавшей листву каких-то экзотических деревьев, рисунками в виде перьев. Меж причудливых арабесок, украшавших потолки, резвились серебряные обезьяны. Здесь было собрано все самое прекрасное, самое изящное, созданное гением рококо, все то, что могла придумать самая изощренная фантазия для услады глаз и ума, для покорения сердец и пробуждения самых высоких чувств.

Из окон был виден роскошный парк правильной английской планировки, с перспективой, открывавшейся в конце бесконечных аллей, протянувшихся между сплошными зелеными стенами из подстриженных на испанский манер деревьев. В этих рукотворных лесных кущах угадывались нескончаемые рощицы с фонтанами и статуями, в которых можно было запросто заблудиться.

По наитию я понял, что мне нужно было пройти через анфиладу комнат, но не сразу вошел туда. Нутром чуял, что стоит подождать. Это был мой последний шанс: собрать воедино части головоломки — волшебной музыки Вольфганга Моцарта, навязчивые видения доктора Николауса Клоссета, музыковеда Гвидо Адлера, рукописи графини Веры Лурье, тайные эзотерические общества, посланцев в сером, мои собственные странные выходки, секретный зал «Х» и все остальное. Я не хотел спешить. По крайней мере, не сейчас.

Согласно преданию, в одном из 80 помещений знаменитого здания на Кольмаркт — владения графа Дейм-Мюллера, доступ в которые имел не всякий, существовал особый кабинет грации, где была выставлена посмертная маска Моцарта. И я убедился, что на самом деле это не голословное утверждение, поскольку я неожиданно оказался в кабинете грации. Так значит, коллекция работ графа Дейм-Мюллера сохранена, но в частных руках. Вопрос — в чьих? — был, разумеется, чисто риторическим.

Но я вовремя опомнился, осознав, для чего я тут и какова моя миссия. И отправился искать помещение или, точнее, кабинет — все то, что было тесно увязано с именем Моцарта.

Работы графа Дейм-Мюллера оказались вживую еще прекрасней, нежели я мог себе представить, рассматривая репродукции в альбоме.

Я, будто во сне, переходил из зала в зал, из помещения в помещение, разглядывая миниатюрные головы, бронзовые фигуры, бюсты мифологических героев, чьи-то картины маслом, пастели. Все, что творил скульптор и художник Дейм-Мюллер, было здесь — от крохотной гипсовой миниатюры до копий античных статуй, которые он изготовил, будучи в

Неаполи по протекции королевы Каролины. Весь этот творческий симбиоз придавал скульптурам удивительную целостность — словно материя и дух слились воедино и на мгновение застыли между небом и землей. Ни старомодных изысков, ни авангардных эффектов. Со мной произошла своеобразная телепортация: будто я оказался в тех же залах, среди его работ в Вене конца XVIII века, куда он вернулся из-за границы в 1790 году. Теперь я понял воочию, что работы графа Дейм-Мюллера пользовались успехом, и заказов было хоть отбавляй.

Бродя по залам, обходя скульптуры, поднимаясь и спускаясь по лестницам, я везде искал Вольфганга Моцарта, но не видел и следа его: ни прекрасных бюстов Моцарта, не слышал его произведений. Не померещилось ли мне все это? А спокойствие, которое снизошло на меня ночью, а уверенность, что я, подобно одной из восхитительных скульптур графа Дейм-Мюллера, впервые в жизни обрел душевное равновесие и мир с самим собой? Неужели то была только химера, прощальная выходка усталого и помраченного рассудка?

Я обошел все залы и помещения этого громадного здания, все, кроме первого. Тут было все: экзотика Индии, Африки, Латинской Америки, Австралии, но не было Вольфганга Амадея Моцарта. Плотно закрыв за собой за собой дверь, я пересек комнату и направился в один из залов. Паркет был с глянцем, навощен и прилипал к ботинкам при каждом моем шаге. И здесь я не нашел того, что искал. И вдруг ноги сами повлекли меня влево по коридору, в райскую с позолотой ярко освещенную комнату. И, едва переступив порог, я оказался лицом к лицу с ним — с Моцартом. На меня смотрели много лиц страшно знакомых — со своих пьедесталов. Это был Вольфганг Моцарт.

Передо мной на столе лежал большой фолиант. Я принялся читать: это была книга, обнимавшая все творчество графа Дейм-Мюллера — с репродукциями картин, рисунков, фоторепродукций фигур, скульптур и лаконичным текстом. Граф Дейм-Мюллер долгие годы был одержим Вольфгангом Моцартом. А вот любопытное объявление из столичной газеты:

«Герр Мюллер извещает в «Венской газете», в 1791, № 66 (в приложении), что у него можно увидеть пышный мавзолей, устроенный для великого маршала Лаудона. При этом поражает изысканная траурная музыка композиции прославленного господина капельмейстера Моцарта, каковая совершенно подходит для сюжета, ради которого написана».

Само собой разумеется, что граф Дейм-Мюллер предвидел будущее значение Моцарта и сотрудничал с ним по всем возможным каналам.

Поначалу я принялся читать, но скоро прекратил изучение текстов и стал рассматривать цветные репродукции. В конце книги перечислялись скульптуры графа Дейм-Мюллера с датами создания и указанием местонахождения. В этом списке я насчитал пятнадцать работ, посвященные Моцарту. Первая была закончена в 1789 году, то есть герр Дейм-Мюллер в своем творчестве обратился к фигуре Моцарта, когда маэстро стал знаменитым. Последняя же работа, напрямую связанная с великим маэстро, была завершена в час и день смерти Вольфганга. Посмертной маской он поставил логическую точку в ряду прижизненных работ композитора.

На задней обложке тоже располагались фотографии работ скульптора. Некоторые из них были уменьшенными копиями снимков, помещенных в книге, другие я видел впервые, но от этого они были не менее прекрасны. Какое чудо, подумал я, что его работы дошли до нашего времени.

С особым тщанием я продолжил осматривать «Моцартовский раздел». И чем дольше я знакомился с экспонатами, тем более всего убеждался, что пребываю в своеобразной привилегированной галерее, включая и кабинет восковых фигур, которые 200 лет назад демонстрировались в Вене.

Ба! Я вздрогнул, натолкнувшись взглядом на легко узнаваемый силуэт мужчины в парике и камзоле. Но здесь было иное восприятие, не сравнимое с неожиданной встречей манекенов-моделей в салонах магазинов, когда пугаешься замены живого человека на его имитацию из пластмассы. Здесь было все иначе. Я обошел вокруг застывшей на миг фигуры великого композитора. Восковой Моцарт не пугал своей безжизненностью, а, наоборот — завораживал всем: от подлинности костюма до ауры, незримо присутствующей и создающей иллюзию. живого человека.

Не веря своим глазам, я даже тряхнул головой: «Неужто — это та самая подлинная скульптура!?».

Это был тот редкий момент истины, когда слова излишни и не надо что-то говорить, объяснять. Ложь Зюсмайра, лукавство Констанции, иезуитское коварство аббата Штадлера, а на этом фоне — правда художника графа Дейма-Мюллера; и такие реалии, как стародавнее прошлое, пресно-обыденное настоящее и технократическое будущее (по-голливудски) — все теперь казалось мизерабельным, лишилось смысла.