И это было хорошо, потому что прежде, чем заняться «Аминадавом», «Восток» должен был покончить с «Силоамской купелью». Это тянулось дольше, чем предполагал адмирал. И артиллеристы противника тоже чему-то да научились. «Восток» получил несколько попаданий в корпус, по счастью, ни одно не было фатальным, можно было продолжать бой, и да благословит Фудо-Мёо конструкторов «Миуры» и «Мурамасы», благодаря которым оборонительная тактика сменяется наступательной. Нет, они не предприняли попытки абордажа, это было бессмысленной тратой времени – благодаря пулеметчикам «Востока», с «Купели» не могли отвечать, как прежде. Однако парусники Нантакета тоже не уклонялись от боя, нет, именно из-за них положение правительственной эскадры сильно усложнилось. Дело было не только в гарпунных гранатометах, те имели ограниченную дальность боя, а «Востоку» вообще не могли бы причинить существенного вреда. До поры до времени они не выбрасывали свой главный козырь. Точнее, не выливали. Они сделали это, когда изменился ветер. Эномото на мостике сперва услышал сигнал боцманской флейты и лишь потом заметил, как вода занимается пламенем.

Коммандер Сато сразу понял, что произошло. Он был уроженцем округа Тама, что близ Эдо, но немало времени провел в Сэндае. А это не только военно-морская база, но еще и китобойная. В Нантакете нашли применение запасам китового жира, который вытапливался на кораблях и нераспроданным копился на складах. Бочки вернули на корабли, а когда настал нужный момент – опростали в воду и подожгли жир, ибо мало в мире лучшего горючего.

Огненная стена воздвиглась над волнами Атлантики. Те корабли, что не успели лечь на нужный галс, погибнут в пламени, но перед вражеской эскадрой – неодолимая преграда. Пусть и ненадолго.

Эномото командует отходить – и он не уверен, что сигналы с «Востока» будут замечены: пространство заволокло дымом. Остается уповать на то, что у галаадских капитанов достаточно здравого смысла, чтоб действовать правильно. «Восток» тоже отходит от полосы огня. Это передышка, необходимая и людям, и кораблю: котлы готовы взорваться под натиском пара, почти весь боезапас расстрелян, кочегары и артиллеристы еле держатся на ногах. Передышка необходима – там, где вода не охвачена пламенем, и горло не гложет дым, и небо ясно, и в нем описывает круги огромная тяжелая птица.

Не птица, нет. Это летательный аппарат тяжелее воздуха, который описывал Сакамото. Но откуда он здесь? Хотя… да, один из русских кораблей, возможно, где-то неподалеку.

На «Востоке» с тревогой следят за глиссадой снижения автолета: если аппарат попробует опуститься на палубу линкора, то у него все шансы разбиться. Но автолет опускается на воду. За минувшие месяцы Попов усовершенствовал свое изобретение. Эномото, впрочем, об этом не знает, он просто отдает приказ спустить шлюпку и поднять пилота и его аппарат на борт.

Когда автолетчик, стряхивая брызги со своей кожаной простеганной формы, предстает перед адмиралом, он, приложив руку к шлему, произносит:

– Salve, domine prefecto navalis![36]

Когда японцы двести с лишним лет назад вышли на просторы морей, единственным западным языком, достаточно им известным, была латынь, усвоенная от миссионеров. И первые десятилетия она оставалась языком общения японцев с иностранцами. Должно быть, этого юношу так учили.

– Докладывайте, – устало говорит Эномото по-английски. Он, впрочем, не уверен, что его поймут.

Но пилот четко отвечает:

– Ilustrissime… ваше высокоблагородие, данные разведки автолетной команды показывают – армии генерала Камминса более нет на островах. Он десантировал свои войска на материк, направив корабли против вас в качестве отвлекающего маневра. Капитан Улыбышев приказал немедля донести это до вашего сведения.

Пилот говорит что-то еще – о том, что плавучая батарея стоит у Вертограда Марфы, но Эномото не очень вслушивается. Он смотрит на опадающую огненную стену, на остовы кораблей, что не избегли огня или пострадали от снарядов. Люди на этих кораблях сознательно принесли себя в жертву, чтоб Камминс мог повести армию в контрнаступление. Ибо иначе его маневр трактовать невозможно.

Все силы, все старания Эномото и его эскадры были потрачены напрасно. Их провели. И почему-то адмирал вовсе этим не огорчен.

Осажденная крепость может выстоять; но победу одержит лишь тот, кто идет в атаку.

Отвлечь внимание вражеской эскадры, быстро и беспрепятственно высадив десант на материке, – все корабли, не участвовавшие в сражении, послужили грузовым транспортом. У нашей крепости нет стен – тем лучше. Армия оставит остров, но островитяне теперь по большей части и есть армия. И она идет в контрнаступление под красным знаменем республики Нантакет.

Камминс не выступил бы, не узнав, кто ему противостоит. В Филадельфии, этой «второй столице» Галаада, сформирована новая армия, она и выступила навстречу. Численностью они превосходят армию Нантакета, но это необстрелянные новички, не нюхавшие пороха, притом полные веры в быструю и легкую победу. Их вожди сделали все, чтоб они уверовали. Командует ими не Скарборо, тот умен и не переоценивает своих полководческих талантов, а генерал Малахия Бракстон, до недавнего времени – полковник, после отречения Мэйсона присягнувший новому правительству. Человек опытный, исполнительный, Камминс в свое время не отказался бы иметь его под своим началом. Хорошо, что Бракстон никогда не служил под началом Камминса.

В ясный майский день, под слепящим солнцем армии сходятся в бою. Камминс сам возглавляет кавалерийскую атаку, кавалерия в его армии малочисленна, но именно ей надлежит быть на пике, чтобы рассечь с фронта ряды противника, – а пехотные батальоны при поддержке артиллерии атакуют с флангов. Для противника это пасть, что сожмется на горле, для Камминса – два крыла, что принесут его к победе.

Так и происходит. Новобранцы Бракстона, не выстояв против ветеранов Камминса, бегут в панике, кавалерийский клин вбивается вглубь, среди правительственных солдат паника, ожесточенная стрельба косит их с двух сторон, – и в этот миг, в общем хаосе, пуля, неизвестно кем пущенная, поражает протектора в левый бок. К нему тут же бросаются соратники, но не успевают подхватить.

Позже они на все лады буду передавать его последние слова, но слова эти – лишь плод их воображения. Джон Камминс скончался прежде, чем упал с коня.

Ричмонд, июль 1866 года

Эномою Такеаки категорически не любил светских приемов, но проигнорировать этот было нельзя. Правительство Галаада впервые принимало у себя особу такого высокого ранга. В конце июня в порт Хеврона прибыла с дружеским визитом японская эскадра во главе с адмиралом Муцу Торамунэ. Помимо прочего, он доставил Ханпейте Такеши грамоту, подписанную лично Уэсама, о том, что отныне тот назначается полномочным послом Присолнечной в Галааде. Теперь по приглашению правительства адмирал посетил столицу, коей вернули ее историческое название. В честь него и был назначен прием в только что открывшемся посольстве.