десятки раз на дню меняют свои значения, как капризная барышня.

— По преданию, эта гора разошлась во время распятия Иисуса Христа, — пояснила Селин.

Барон кивнул и процитировал:

— «Земля потряслась, камни раздвинулись, и гробы отверзлись, и многие тела усопших воскресли».

— Что, и мёртвые ожили? — удивилась Ольга.

— Да кто же знает, что тогда было.

Селин досадливо поморщилась:

— Вряд ли это достоверная легенда. Появление в Иерусалиме воскресших зомби не пропустили бы историки. Заметили только христианские евангелисты. Может быть, зрение лучше.

Она остановилась и не стала продолжать объяснение. Возможно, полагала, что присутствующим и так всё понятно.

Ольга не стала расспрашивать, чтобы не выглядеть безнадёжно тупой. Смысл нового задания был туманен.

На следующий день она отправилась в Италию.

В самолёте попросила принести коньяк и попыталась вникнуть в заумные объяснения специалистов, изложенные в докладе, врученным ей Анри. Коньяк щедро делился золотыми языками своего пламени. Ученые тупили, сыпали терминами вроде «черная дыра», «тёмная материя», «странные кварки». Одним словом, чертовщина. Ну что же… Это как раз по её части.

Древний городок показался грустным, утомленным жизнью и туристами. Чувствовалось, что повседневные коллизии испортили его характер, сделали обидчивым и ворчливым. «Всё, больше ничего не покажем, — говорили старые стены. — Достопримечательности закончились, а которые остались — те давно закрыты».

По-весеннему холодное море пребывало в глубокой меланхолии. Волны, обычно скачущие, как дикие жеребцы, здесь стреноживал глубокий залив. Вода слабо шевелилась, только чтобы обозначить своё присутствие. Набережная располагалась практически на уровне прилива, словно в издевку над порабощенным морем. Так укротитель храбро попирает льва, одурманенного успокоительным.

Туристы казались вялыми, замерзшими и лениво восхищались красотой, видимой только им.

Пахло рыбой, сетями, кулинарными достижениями местных ресторанчиков. Особенно благоухал воспетый путеводителями пирог с начинкой из рыбы, моллюсков, кальмаров и прочих морских гадов, погибших в остром томатном соусе. Ольга отведала и поняла, что в ближайшие дни придётся жить на пару с кулинарным шедевром в желудке.

Итальянские вина пришлись по вкусу. Они загасили бушующий в недрах пищевода огонь.

Местные донжуаны проявляли настойчивость в стремлении стать неотступным спутником una bella senorita и показать ей всё самое лучшее, что можно найти в Италии:

— Почему красавица скучает?

— На-жра-лась!

Первую ночь она провела в обществе двух крепких мачо и пришла к выводу, что репутация итальянских любовников сильно преувеличена. Скорее всего, ими самими.

Утром в хорошем расположении духа поехала к загадочной горе. Стоявший у входа в знаменитую расселину храм показался ненастоящим. Был похож на белоснежный тортик, обильно украшенный взбитыми сливками. За ним начинался узкий проход, украшенный барельефами со сценами мучений Христа.

«Христианство — странная религия, — подумала Ольга. — Верующие смакуют страдания Бога, пришедшего в человеческом теле. Благоговеют перед крестом — орудием убийства. На Божественных литургиях пьют кровь Спасителя и поедают Его тело в воспоминание. Может быть, поклонение страданию тоже инспирировано бесами-мусорщиками».

Прокляв туфли, прошла по бесконечной лестнице, ведущей вниз сквозь расщелину. Вложила руку в отпечаток ладони на скале, якобы возникший от руки мавра-моряка, не верившего в чудесную легенду.

Камень, отполированный руками туристов, в первое мгновение показался ледяным, но затем стал тёплым. И даже мягким. Будто дотронулась до горячей манной каши. Пальцы слегка вжались в поддавшуюся массу. Но вдруг почувствовала, что и с другой стороны что-то тоже дотронулось до неё. Ощущение было приятным, несмотря на острые когти, коснувшиеся кожи из глубины камня. Попыталась уловить странные чувства, охватившие разум. Что-то вроде любви, слепой, даже материнской. Она вжалась в острые шипы, ощутив за ними нежную мягкость. Несколько мгновений стояла, прижимая руку к чему-то до боли родному, потом попыталась убрать, но камень не отпускал, приклеившись всей поверхностью. Наконец рука отдернулась. Показалось, что оторвала от себя что-то очень важное, а отпечаток стал чуть глубже.

Задумчиво дошла до крохотной часовни, построенной на карнизе, над пропастью с бушующим морем. Всё вокруг было пронизано драматизмом. Волны исступлённо дрались друг с другом. Эхо грохотало, будто здоровенный псих без устали колотил по барабану. Седые от горя чайки с надрывом рыдали. Гора оплакивала свою разбитую на части душу. Планете было отчаянно больно. Так больно, что всё вибрировало, трепыхалось, стучало, как изнеможённое сердце. «Землю лихорадит», — вспомнила диагноз барона. Вот почему испарина на камне, переменчивая температура воздуха, дрожь стен.

Вечером, отведав крепкого лекарства против бесов, позвонила Вадиму:

— Знаешь, тут всё хуже, чем ожидалось.

— Что так?

— Скалы колбасит. У-у-у-у… — Ольга попыталась изобразить, как всё плохо. Но смогла лишь развести руками и повторить: — У-у-у…

Вадим, похоже, не испугался:

— Ольга, подожди. Ничего не слышно. Пусть проедет поезд, потом говори.

Тупил напарник. Принялась объяснять заново:

— Грань между мирами истончается на глазах. Чпок — и лопнет. Что-то рвётся ко мне в гости. С когтями.

— Зачем?

— Выпить за упокой.

— Ты бы полегче с выпивкой.

— Алкоголь меня защищает.

— Тебе виднее.

— Вадим, ты ещё здесь?

— Да.

— А вдруг это бесы-мусорщики хотят нас съесть. Всех! Представляешь, каковы!

— Тебя, пожалуй, съешь…

Ольга вдруг взгрустнула и решила пойти умыться. Но в руке что-то дребезжало. Телефон! Кто-то звонил.

— Кто говорит?

— Слон, — ответил Вадим. — Что у тебя происходит?

— Борюсь с планетарт… Черт, с планетарной катастрофой.

— И как?

— Успешно. Чего звонишь? Отвлекаешь от борьбы.

— Кончай пить!

— Уже бросила! Приедешь про-ве-да-ешь? Почему слова стали такими длинными?

— К сожалению, придётся справляться самой. Барон всех разбросал по планете. Я сейчас в Антарктиде.

— Замёрз? Связать тебе шарф и варежки? Я умею.

— Спасибо. У меня тёплый пуховик. Здесь тоже всё странно.

— Но я уверена, что у меня страннее. Кошмар. Скала живая, камни дрожат, сердце стучит. Тук-тук-тук. Слышишь?

— Знаешь, мне уже звонили человек десять, у каждого стучит сердце…

— Не может быть, что у всех.

— И каждый считает, что его точка самая главная на планете.

— Ну ладно. Жаль, что не веришь. Буду разбираться сама. Как умею. Кто не спрятался, я не виновата.

— Делай это скорее. Проблемы крепчают. В Киргизии начались гражданская война, погромы и резня. Гибнут тысячи.

— Класс! То есть какой ужас! Подожди секунду…

Она плеснула в бокал самую малость и залпом выпила. А что делать? Несчастная Киргизия! В голове стало ясно как днём.

— Вадим, скажи откровенно, как на духу, все эти события как-то связаны?

— Во вселенной всё связано. Есть связь между розой и гиппопотамом.

— Подари мне букет гиппопотамов.

— Что ты будешь с ними делать?

— В воду поставлю. Они любят пить.

— Оль, прими горячий душ и ложись спать.

— В твоей речи отсутствуют логика. Пьян?

— Перестань валять дурака.

— Ага! Я тебя подозреваю. Всех подозреваю — и тебя, и барона. Вот откуда вы всё знаете?

— Ложись спать!

— Слушаюсь, мой генерал.

Как всё запутанно. Подошла к окну. Солнце уже скрылось там, где линию горизонта заслоняли горы, а над морем появилась луна. Только это был не воспетый поэтами символ ночи. Огромный тускло-жёлтый диск, в несколько раз больше обычного, висел над морем, заливая мир мёртвым, безжизненным светом. Чужая луна? Большая до жути!

«Я уже в другой реальности», — ничуть не удивилась Ольга. Её душевное состояние вполне допускало появление на небе зубастого дракона или гигантской зубной щётки. Лунный блеск завораживал. Телу требовалась опора. Она присела, будто зачарованная. Однако