Той ночью, когда Элеонор легла рядом с Энтони, а он погладил ее по руке и повернулся набок, она долго лежала в темноте, разглядывала трещины на потолке, слушала ровное, глубокое дыхание мужа и пыталась вспомнить, когда стала такой одинокой. А еще она думала о молодом человеке, которого встретила в поезде и чьего имени так и не удосужилась узнать. С ним она оттаяла душой, вновь смеялась и думала. И до него можно было дойти за считаные минуты.

* * *

Вначале Элеонор просто чувствовала, что впервые за много лет ожила. Она сама не замечала, как превращается в камень. Конечно, она знала, что изменилась с тех пор, как десять лет назад вернулся Энтони, но даже не представляла, что ее решение опекать мужа, защищать и следить за тем, чтобы он в умопомрачении не обидел девочек, так сильно на ней скажется. А теперь появился Бен, свободный и веселый, с ним всегда было легко. Эти отношения предлагали побег от реальности, душевную близость и эгоистичное удовольствие, и как легко можно было сказать себе, что это всего лишь влечение, временное лекарство.

Симптомы увлечения – навязчивые мысли, беспокойный сон, утонченное удовольствие от того, что пишешь чье-то имя или видишь его на листе бумаги – весьма похожи на симптомы влюбленности, и Элеонор не сразу поняла, что происходит. Да она никогда и не думала, что можно любить двух мужчин одновременно. Однажды она поймала себя на том, что напевает старую мелодию из балета, которую не вспоминала целую вечность, и с ужасом поняла: в компании Бена она чувствует себя так же, как в начале знакомства с Энтони, когда весь мир вдруг стал ослепительно-ярким.

Она любит Бена.

Слова, прозвучавшие в мозгу Элеонор, ошеломили ее. Она забыла, что любовь может быть такой простой и радостной. Любовь к Энтони никуда не делась, за пару десятков лет она стала глубже, изменилась; жизнь бросила им двоим вызов, и любовь его приняла. Теперь любить означало ставить на первое место интересы любимого, жертвовать собой, не давать залатанному кораблю потонуть в шторм. А с Беном любовь была маленькой шлюпкой, которая легко скользила по морю невзгод.

* * *

Забеременев, Элеонор сразу поняла, чей это ребенок, но все равно посчитала дни и недели, чтобы знать наверняка. Было бы гораздо проще, если бы ребенок оказался от Энтони.

Она не собиралась лгать Бену, однако не спешила рассказывать о ребенке. Человеческий мозг обладает способностью отрицать серьезные проблемы, и потому Элеонор просто сосредоточилась на своей радости: у нее будет ребенок, ей всегда хотелось еще одного малыша, Энтони будет счастлив. Более того, ему наверняка станет лучше, он выздоровеет. Элеонор так давно лелеяла эту мысль, что ей даже в голову не пришло усомниться.

Вначале она отказывалась признать, что щекотливый вопрос отцовства существует. Хранила секрет, даже когда живот начал расти и она почувствовала первые шевеления плода. Однако на четырехмесячном сроке, уже сообщив замечательную новость Энтони и девочкам, Элеонор поняла, что пора поговорить с Беном.

Она размышляла о том, как ему сказать, и вдруг осознала, что ждет предстоящего разговора с ужасом. Нет, она не боялась, что Бен осложнит ей жизнь. С самого первого дня в кибитке Элеонор ждала, что он исчезнет, холодея, представляла, как придет однажды, а его там не будет. Каждый раз, спеша вдоль ручья на свидание, она сдерживала дыхание и готовилась к худшему. Конечно, никто не произносил слово «любовь» вслух. Мысль о том, что они расстанутся, была невыносима, однако Элеонор напоминала себе, что Бен – перекати-поле. Собственно, потому-то она и позволила себе им увлечься. Кратковременность этих отношений казалась полной противоположностью бремени, которое лежало на ее плечах. В один прекрасный день он уйдет, говорила себе Элеонор, и все закончится. Ни уз, ни сожалений, и никто не пострадает.

Как оказалось, она обманывала себя. Сейчас, когда ей предстояло сообщить своему бродяге-возлюбленному – человеку, у которого за душой нет даже чайника! – нечто такое, после чего он точно должен уйти, Элеонор увидела, что ошибалась, самонадеянно считая их отношения легкими и ничего не значащими. Она привыкла к Бену, такому доброму и веселому, привыкла к его поддержке. Элеонор любила Бена, и хотя разумом понимала, что его уход был бы лучшим решением, не хотела, чтобы он уходил.

Поймав себя на этой мысли, она выругала себя за наивность. Конечно, теперь все изменится. У нее будет ребенок. Она замужем за Энтони. Он ее муж, она его любит и всегда будет любить. Сейчас нужно просто сказать Бену, что он станет отцом, и посмотреть, как он собирает вещи.

* * *

Элеонор не приняла в расчет биологию. Не учла любовь.

– Ребенок, – изумился Бен, когда Элеонор сообщила ему новость. – Ребенок.

Его лицо приняло необычное выражение: он улыбался от радости и удовольствия, более того, благоговел. Тео еще не родился, а Бен его уже любил.

– Мы создали маленького человечка, – сказал тот, кто всю свою жизнь избегал обязательств. – Я и не думал, что это произойдет таким образом!.. Я чувствую связь с малышом и с тобой. А ты?

Что она могла сказать? Она тоже чувствовала эту связь. Ребенок соединил Элеонор и Бена независимо от той любви, что она испытывала к мужу, от их будущего в Лоэннете, которое она себе нарисовала.

Следующие несколько месяцев Бен пребывал в восторге, ни секунды не сомневаясь, что их дитя – желанный подарок судьбы. Его оптимизм заражал Элеонор.

Бен считал, что все образуется. «Обязательно образуется. За свою жизнь я в этом убедился», – уверенно говорил он, и Элеонор начинала ему верить. Пусть все идет, как шло: она и ребенок в Лоэннете, а Бен здесь. До сих пор их это устраивало.

Летом, когда ей подошло время рожать, Бен заявил, что покидает кибитку. Сперва Элеонор испугалась, решив, что он передумал и навсегда уезжает из Корнуолла, но Бен убрал с ее лица прядь волос и сказал: «Я должен быть рядом. Я нашел новую работу, по объявлению в местной газете. На следующей неделе меня ждет мистер Харрис. Там вроде есть лодочный сарай, где иногда живут садовые рабочие?»

Наверное, Элеонор изменилась в лице, потому что Бен торопливо добавил: «Я не буду осложнять тебе жизнь, обещаю». Он ласково положил обе ладони на ее упругий круглый живот. «Я должен быть рядом, Элеонор, рядом с тобой и ребенком. Вы – мой дом».

* * *

Бен начал работать в Лоэннете поздним летом тысяча девятьсот тридцать второго года. Пришел по подъездной аллее в один из череды необычайно жарких дней, и со стороны казалось: он ничего не знает о поместье, просто вычитал в газетном объявлении, что нужен садовник. И даже тогда Элеонор убеждала себя, что все в порядке. Бен сможет без опаски смотреть, как растет его ребенок, она будет встречаться с Беном, когда захочет, а Энтони, милый Энтони, ничего не заподозрит.

Элеонор жила в выдуманном раю. Любовь, волнение перед рождением ребенка, долгое знойное лето – все это ослепило ее. Но вскоре иллюзии растаяли. Близость Бена сделала их отношения реальными. Раньше он существовал как бы в другом мире, а сейчас, в Лоэннете, стал частью жизни, которую Элеонор делила со своей семьей. В душе Элеонор зашевелилось чувство вины, которое она так долго подавляла.