— У нас с тобой была договоренность: действовать единым фронтом. Договоренность, Габриель, — волнуясь, повторила Джулия.

— Джулианна, я искренне на это согласился. Но если помнишь, я пообещал, что никому не позволю причинить тебе вред. И выполнение этого обещания стояло у меня на первом месте.

— Договоренность — тоже обещание.

Габриель подался вперед:

— Они угрожали твоему будущему. Неужели ты всерьез думала, что я буду сидеть и пассивно наблюдать? — Не дождавшись ответа, Габриель с не меньшим напором спросил: — А разве ты сидела и молчала, когда члены комитета начали меня обвинять?

— Ты же знаешь, что не молчала, — сверкнув глазами, ответила Джулия. — Я умоляла их меня выслушать, но они не слушали.

— Так оно и есть, — подтвердил Габриель, сверля ее своими синими глазами. — Как ты думаешь, от кого я узнал о самопожертвовании?

Джулия покачала головой:

— Если мы нарушили правила, почему тогда декан не наказал нас обоих?

— Я профессор. Я старше и опытнее тебя и должен был учесть возможные последствия. А профессор Чакравартти с самого начала была на твоей стороне. Она сомневалась, что отношения между профессором и аспиранткой могут строиться на взаимном согласии. И что самое для нас печальное — к членам комитета попало твое сердитое электронное письмо, посланное мне осенью.

— Значит, я и виновата.

Габриель наклонился и мягко провел тыльной стороной ладони по ее щеке:

— Нет, ты не виновата. Ведь это я убедил тебя, что мы сможем нарушить правила и выйти сухими из воды. А на слушании, вместо того чтобы взять ответственность на себя, я поначалу молча сидел, прячась за спину адвоката. Только у тебя хватило смелости сказать правду. И когда ты это сделала, мне пришлось выступить с признанием. Я согласился принять их санкции, если они не станут затягивать слушание. Члены комитета были только рады. Им не хотелось доводить дело до суда, и они согласились, пообещав быть снисходительными. — (Лицо Джулии погрустнело.) — К сожалению, оказалось, что у меня и у членов комитета разные понятия о снисходительности. Я ждал, что мне вынесут официальное порицание, а не заставят взять отпуск. — Габриель принялся скрести щеки. — Джереми взбесила перспектива потерять меня, пусть даже и на один семестр. Я спровоцировал скандал, задевавший не только его самого, но и моих коллег по кафедре, а также аспирантов. Криста готовила иск против университета. Вот такая заваруха, причина которой коренилась во мне.

— В нас, Габриель. Я ведь тоже знала о существовании правил, но нарушила их.

Он с полуулыбкой взглянул на нее:

— Весь этот регламент составлен так, чтобы оградить и оправдать студента или аспиранта, поскольку профессор или преподаватель обладает большей властью.

— Но единственной твоей властью надо мной была любовь.

— Спасибо, — ответил Габриель, нежно целуя ее.

Его сердце почти ликовало. Джулия не открещивалась от их прошлого и не воспринимала Габриеля так, как члены комитета. Она не отпрянула, когда сейчас он ее поцеловал. У него появилась надежда, что в конце рассказа Джулия окажется на его стороне.

— Когда они вызвали Джереми, я стал просить его помочь мне. Я пообещал ему подчиниться любым его распоряжениям.

— Любым? — переспросила Джулия.

Габриель придвинулся к ней:

— Я тогда и подумать не мог, что Джереми окажется заодно с членами комитета и потребует от меня прекратить всякие контакты с тобой. Пойми: я находился в отчаянном положении и не продумал всех последствий своего обещания.

— Что сказал Джереми? — спросила Джулия, отодвигаясь от него.

— Он убедил членов комитета отправить меня в административный отпуск. По сути, это было временным отстранением от должности, но члены комитета воздержались от такой формулировки, дабы не бросать тень на кафедру. Помимо этого, мне на три года запретили быть научным руководителем аспиранток.

— Боже мой. Я же этого не знала.

Габриель сжал губы.

— Мне было велено немедленно расстаться с тобой и прекратить любые контакты. В случае нарушения члены комитета пригрозили аннулировать соглашения между ними и мной и возобновить расследование, снова втянув туда и меня, и тебя. — Он замолчал, подыскивая слова.

— Но если они считали меня жертвой, почему пригрозили тебе снова втянуть меня в расследование? — удивилась Джулия.

Взгляд синих глаз Габриеля похолодел.

— У декана возникло подозрение, что ты говоришь правду, что наши отношения действительно строились на взаимном согласии, а я пытаюсь спасти твою репутацию. Он вовсе не хотел отпускать нас с миром. Потому я послал тебе то электронное письмо.

— Жестокое письмо.

Габриель сдвинул брови:

— Знаю. Но поскольку я посылал его со своего университетского адреса на твой университетский адрес, то думал, ты догадаешься, что это не более чем шоу. Разве я когда-нибудь разговаривал с тобой подобным образом?

Джулия ответила сердитым взглядом.

Габриель вздрогнул.

— Я хотел сказать: после того, как я узнал, кто ты, разве я говорил с тобой подобным образом?

— Неужели администрация университета могла потребовать, чтобы ты прекратил общаться со мной?

Габриель пожал плечами:

— Могла. Мы все опасались, что Криста подаст иск. Вот Джереми и подумал: если я уйду в отпуск, он постарается убедить Кристу не подавать иск. Это ему удалось. Но мне он недвусмысленно заявил: если только он обнаружит, что я продолжаю видеться с тобой, то помогать мне больше не станет.

— Это же шантаж.

— Это университетский мир. Если бы Криста осуществила свою угрозу, репутации кафедры был бы нанесен серьезный ущерб. Возможно, непоправимый. Джереми лишился бы возможности приглашать на работу высококлассных специалистов. Приток студентов и аспирантов тоже сократился бы. О кафедре стали бы говорить как о месте, где никто не застрахован от домогательства. Я не меньше, чем Джереми, хотел избежать этого скандала. Мне была невыносима сама мысль, что тебя могут вызвать свидетельницей в суд. — Габриель несколько раз прочищал горло. Рассказ давался ему с трудом. — Я согласился на все условия. Декан и Джереми пообещали в конце семестра пригласить тебя на беседу и проверить, выполняю ли я данное обещание. Пойми, у меня не было иного выбора.

Джулия теребила складки платья.

— И все-таки почему ты мне ничего не сказал? Почему не потребовал сделать перерыв, чтобы объяснить мне, что к чему? Габриель, мы же с тобой были парой. Мы должны были действовать вместе.

Он с трудом проглотил ком в горле.

— А ты представь дальнейший ход этого судилища, если бы я отвел тебя в сторону и стал объяснять, что к чему.