— Ка-ак же теперь? — тоскливо спросил Олово. — Ка-ак?

… Чье это плечо? Джезе? Нет, Джезе далеко. Кирилла? Нет, Кирилла больше нет.

Кирилла больше нет!

Так чье же, черт побери, это плечо? Твердое и крепкое мужское плечо, так вовремя оказавшееся рядом?

Патриция подняла голову и встретилась взглядом с Мишенькой Щегловым.

«Он?!»

Да, он. Как обычно, спокойный. Однако взгляд умных глаз не равнодушный, а понимающий. Во взгляде прячется боль. Пусть Щеглов и клон Мертвого, но смерть Кирилла не могла оставить его равнодушным.

Они оба осиротели.

И только сейчас Патриция поняла, насколько сильный получила удар. Последний час вылетел из памяти. Что она делала? Какие приказы отдавала? Ругалась или кого-нибудь убила? Последний час превратился в грязное черное пятно под названием «Горе». Последний час навсегда останется самым страшным в ее жизни.

Ясно только одно: крепкое мужское плечо совсем промокло от слез.

Пэт отошла, отвернулась, и руны на руках вновь ожили, торопливо стирая с лица девушки следы рыданий. Руны словно просили прощения за то, что не смогли предотвратить трагедию.

— Случилось ли что-нибудь важное, пока я… — Она сбилась, но сумела взять себя в руки и спокойно продолжить: — … пока я была здесь?

— Ничего особенно спешного, госпожа Грязнова, — ровно ответил Мишенька. — Кроме того, что…

«Сейчас!»

Сейчас или никогда. Или они выяснят отношения в эту самую минуту, или навсегда останутся чужими. Нужно сделать шаг!

— Ты видел мои слезы. — Избранная резко обернулась к воину. — Я плакала на твоем плече, Мишенька. Ты имеешь право называть меня Патрицией. Или же просто Пэт.

Он видел ее слабость, а это позволено только самым близким друзьям.

— Хорошо… Пэт.

Она хотела продолжить о делах, хотела отвлечься, но никак не могла справиться с опустошением, пожиравшим душу. Впрочем… Какое простое слово — опустошение. Разве способно оно описать ее невыносимое состояние? Разве годятся для этого слова? Или годятся? Или не слова, а разговор? Или друг?

Прошлую катастрофу — смерть Деда — Пэт переживала одна, никого не взяв на битву с одиночеством и ужасом. А теперь рядом друг…

— Почему он так поступил? — Патриция сжала кулаки. — Почему сейчас?

— Ты лучше всех знаешь, что Кирилл здесь, — мягко и очень уверенно произнес Мишенька. — Он смотрит на тебя, Пэт. Он любит, и он гордится. Он ушел, но он тебя не оставил.

— Но почему сейчас?

«Когда отец так нужен? Когда на кону все? Когда цель его долгой, очень-очень долгой жизни так близка? Почему?»

Она промолчала, но Мишенька услышал невысказанное. Он, как выяснилось, способен был прочесть даже душу Избранной. Или… или не такая уж она Избранная? Просто человек, просто девчонка, в которой сошлись силовые нити Вселенной, но которая все равно осталась девчонкой? Может, так? И может, поэтому Мишенька услышал и смог отыскать ответ:

— Потому что все, что случится здесь, и все, что случится потом, — это твое. И только твое. Потому что они не могут нести знамя, а стоять рядом не хотят — этот уровень они давно переросли. — Щеглов помолчал. — А еще они боятся помешать тебе.

— Мертвый не приедет, — догадалась Патриция.

— Да, — подтвердил Мишенька. — Он принял решение остаться в Москве.

Один умер. Другой не приедет. Третий не станет ничего делать.

Она на самом деле одна.

Ну что же, возможно, так даже лучше. Быть по-настоящему самостоятельным — единственный способ повзрослеть.

Пэт взяла со стола забытую Прохоровым пачку сигарет, достала одну, раскурила, глубоко затянулась и деловым, даже чуть суховатым тоном поинтересовалась:

— Так что случилось, пока я была занята?

В ее голосе не было и следа пережитой трагедии.

— Они приехали, — ответил Мишенька.

— Все?

— Да.

Пауза, во время которой к потолку полетел клуб безразличного дыма. Затем Пэт приказала:

— Отведи меня к ним.

Буквально через день после того, как «Науком» выкупил у русского правительства заброшенный научный центр, журналисты раскопали информацию о том, что очередной, тринадцатый по счету полигон корпорации будет располагаться на месте знаменитой некогда Кольской Сверхглубокой скважины. Именно там, где десятки и десятки лет назад вгрызались в гранитные породы буры «Уралмаша-4Э» и «Уралмаша-15000». Журналисты выяснили и задались вопросом: для чего «Науком» приобрел шахту, впервые в истории преодолевшую отметку в 12 000 метров и вызвавшую в свое время ажиотаж в научном мире? С какой целью корпорация лезет на такую глубину? Какие тайны хочет узнать? В ответ «Науком» пригласил на будущий тринадцатый нескольких репортеров, которые своими глазами увидели царящую на приобретенных активах разруху. Бурение Кольской Сверхглубокой русское правительство прекратило еще в двадцатом веке, преобразовав скважину в лабораторию. А ее, в свою очередь, прикрыли лет за десять до Большого Нефтяного Голода. С тех пор обветшалый объект торчал в чистом поле памятником амбициозным научным проектам, памятником эпохе надежд и прорывов, памятником прошлому. И руководство федерального агентства научных комплексов места себе не находило от радости, что удалось сбыть эту помойку крупной корпорации.

«Здесь будет испытательный полигон, — с улыбкой сообщили представители „Науком“. — Место далекое и дикое, здесь мы никому не помешаем».

И журналисты поверили. Поковырялись в возникшей было теме да забыли. А вслед за ними забыла и публика. Что же касается специалистов, то у них «Кольское чудо» давно перешло в разряд легенд. Специалисты по недрам работали с научными данными, поступавшими с американского проекта «Мохол-4», и не отвлекались на дремучую историю.

«Науком» же, в свою очередь, действовал аккуратно и скрытно. Выкупив лабораторию, корпорация несколько лет делала вид, что использует ее именно как полигон, проводя два-три раза в год учебные стрельбы и терпеливо выжидая, когда улягутся даже отголоски сопровождавшего сделку негромкого шума. Дождалась. Сообщила в СБА, что планирует перепрофилировать тринадцатый полигон в научно-испытательный центр морских вооружений, это позволило ей засекретить все последующие работы, и продолжила начатое профессором Тимофеевым дело.

На полигон перебросили нанятых в «МосТех» специалистов по глубокому бурению, сформировали специальную лабораторию, занимавшуюся исключительно скважиной, задействовали последние достижения науки и техники и потребовали только одного — идти глубже.

За несколько лет скважина прибавила почти вдвое, и лишь когда ее глубина превысила двадцать километров, работы вновь остановили. Теперь уже окончательно, ибо двадцати километров, по расчетам специалистов корпорации, было более чем достаточно. Оставалось ждать, когда их можно будет использовать. «Науком» требовалась сверхглубокая дырка, но никто, кроме «Науком», об этом не догадывался.