не встречайте вражеский удар в чистом поле. Это обернётся очень серьезными потерями. Плюс атакуют они только когда ваша армия уже сильно пострадает от обстрела".

"Да, конечно. Мы будем очень осторожны". — пообещал Нималексис. — "Не омрачим ваши славные деяния своим поражением".

"Ага. До связи".

Я вышел из стратегии. Безжалостные, иссушающие лучи восточного солнца становились постепенно мягче и нежнее. Вечерело. В этот момент меня накрыло ощущение какой-то безграничной усталости. Словно все шестерёнки делового мышления во мне не просто остановились, а слетели с оси и посыпались куда-то тёмные глубины бессознательного. Я Устал с большой буквы. Глянул в последний раз на горизонт, где паслись вражеские разъезды. Они держались от нас довольно далеко и особенно не активничали. Несколько десятков степных всадников занимались тем, что спешившись бродили по маршруту нашего похода, собирая стрелы, шипы и снаряды от скорпионов. Я полностью вышел из всех режимов, включая вид от третьего лица. Сел, опершись спиной на деревянную телегу, постарался расслабиться, насколько позволяла броня. Закрыл глаза. Сам не заметил как уснул. Просто окунулся во мрак беспамятства. Мне приснился Дворец. Просторные коридоры, залитые солнечным светом, голубое небо за панорамными окнами, фотографические картины на стенах и мраморные плиты пола, по которым я шагал куда-то вперёд. Брёл как сомнамбула, почти не понимая смысла своих действий. Но было хорошо. Я ощущал, что здесь меня ждут и помнят. Позади остались пыльные, кровавые поля сражений. Теперь я в безопасности и могу спокойно… Мимо моего лица проплыл огромный ярко-красный цветок с длинными зелеными усиками. Он двигался словно медуза в толще воды. За ним ещё один чуть поменьше и другого цвета. Когда я видел их наяву в полумраке, то все они казались почти одинаковыми, а теперь я могу заметить уникальные узоры и сочетания цветов. Вокруг них порхали крупные бабочки, Мотыльки, светляки и даже хищные стрекозы. Навстречу мне выплыла по воздуху крупная рыба, размером с щуку. Однако вместо чешуи длинное, вытянутое тело покрывала бледная кожица, сквозь которую выступали острые ребра. На боках рыбы чернели полосы, напоминающие узор тигриной шкуры. Существо, слегка помахивая шипастыми плавниками-крыльями, внимательно разглядывало меня. Говоря, что у человека рыбьи глаза, мы обычно имеем в виду нечто неприятное. Безразличный, безжизненный взгляд, полный холода и отстраненности. Такой характеристикой в художественных книгах любят наделять убийц. Однако у существа передо мной глаза были удивительно не рыбьи. Оно смотрело на меня с интересом и каким-то глубоким сосредоточением. Словно пыталось запомнить мою внешность.

Я хотел уже прикоснуться к странному существу, погладить словно пса, но отвлек звук. По коридорам Дворца снова разносилась неземная мелодия, зовущая и манящая смертные сердца коснуться запредельного. Однако теперь звук отличался. Сейчас при свете дня эта мелодия казалась спокойнее. Я внезапно ощутил нечто очень похожее на счастье или по крайней мере на блаженство. Не знаю сколько это продлилось, но прекрасная мелодия вдруг оборвалась. Свет померк. Дворец затрясся и завибрировал от низкого утробного гула, напоминавшего какой-то дьявольский боевой рог. Я зажал руками уши, пытаясь спастись от мерзкого звука, но тот проникал всюду. Стёкла на окнах лопались, летающие цветы падали, жестокий холодный ветер утягивал бабочек и стрекоз в почерневшее небо. Гул все нарастал, а затем взорвался дребезжащим ударом, от которого меня чуть не опрокинуло. Полумрак сменился багровым мерцанием. Посреди чёрного неба вместо солнца пылал огненный глаз. Я уже видел его, когда на Севере соприкасался с иглой. Пламя бурлило, но в зрачке темнел провал, затягивающий в себя огонь как черная дыра. Видение сменилось. Передо мной была статуя Клепсиды из белого мрамора. Чистый мрамор без драгоценностей и красок. То, как античные статуи долгое время представляли в моём прошлом мире, до того как нашли на них следы цветных пигментов. Вместо копья статуя богини держала короткий меч, а из глаз ее начала медленно сочиться кровь. Затем скульптуру накрыла тьма. Я очнулся.

Черт, как же спину ломит и ноги затекли. Эти ощущения беспокоили меня куда больше зловещих видений. Скоро надо будет собираться. Вечер постепенно переходил в сумерки. Стервятники, набив брюхо, улетали ночевать в свои гнезда или где они там спят. От разъездов степняков остались лишь малочисленные конные лучники и налетчики. Они разъехались подальше от места недавней битвы, выпасая лошадей на еще не вытоптанной траве. Некоторые беспечно спешились, всячески демонстрируя скучающий вид. Неужели нас не проводят до лагеря обстрелом? Надеяться на милости врагов мы не будем и подготовимся к самому худшему варианту. Сборы заняли примерно четыре часа. И это чтобы пройти три километра! Однако сначала надо было разобрать защитный периметр, привести обозные повозки в рабочее состояние, собрать какие можно шипы.

— Думаю, если мы продадим хотя бы половину стрел, что у нас скопились, то сможем нанять и полностью снарядить ещё пару когорт. — заявил мне Поций.

— А вторую половину куда?

— Каждому центуриону по земельному участку.

— А мне? — шутливо обиделся я.

— За доспехи и конскую сбрую выстроим поместье где-нибудь у моря. Кстати, люди ждут не дождутся добраться до лагеря. Нас ждет самый мясной пир из возможных.

— Конина?

— И слонятина. Что не съедим сразу — можно высушить. Хотелось бы все закоптить, но с дровами тут проблема. Ангре утверждает, что можно жечь конский навоз. Идея интересная, но не хочу есть что-то, приготовленное на таком дерьмовом огне.

Экологически чистое и биологически грязное топливо.

В общем, сборы и дорога назад были крайне утомительны, несмотря на отсутствие обстрела. Совершенно не ощущалось это триумфальным возвращением. В лагере нас, конечно, попытались торжественно встретить, но все слишком задолбались для празднования. Уже под утро я устроил с примас центурионами ужинозавтрак, чтобы символически отметить окончание похода и обсудить текущее положение дел.

— За славную нашу победу. — поднял третий тост один из центурионов Двадцать Четвертого.

Все выпили, а я мрачно пошутил на закуску:

— Еще пара таких славных побед и мы закончимся.

Раздались несколько невеселых смешков. Многие снова выпили, закусывая жареной кониной. Мясо было жёстким и на вкус непривычным. Однако легионеры с удовольствием уплетали его, возможно чувствуя таким образом некую моральную победу. Это же буквально как съесть любимого питомца своего врага и заодно его главное оружие.

— Многие желают казни пленных. — заявил Таркус. — Шаддинцы во время начала восстания не щадили тех, кто складывал оружие. Ложными обещаниями выманивали их из