– Lettre de cachet за ложный донос! Великолепно! – приходит в восторг Луи, и я вижу, что ему действительно интересно. Придется и мне погрузиться в эту нелепую и совершенно неподобающую игру. Я посылаю Беатрисе милую улыбку и благословляю всю эту торжественную процедуру.

– Будем теперь играть! – Король хлопнул в ладоши, и ливрейный лакей в перчатках раздал карты четырнадцати гостям.

Я тоже беру – выпала пятерка пик, – но нет, участвовать в этом я не смогу. Поднимаюсь с кресла и смотрю на Беатрису и на дальний конец стола.

– Друзья, позвольте мне усилить зловещую атмосферу этого вечера. Я выхожу из игры, и таким образом играющих остается тринадцать – более зловещего числа и не подберешь.

– Ах нет, маркиза, не уходите, – просит Мири и смотрит на меня с тревогой.

– Как на Тайной вечере, – скорбно произносит Бово. – И все мы знаем, чем тогда кончилось дело.

– Дорогая моя, оставайся и играй, – ласково говорит Луи. В былое время сердце у меня непременно екнуло бы, когда я увидела бы на его лице неподдельную нежность, но только не сегодня. – Милая, тебе нездоровится?

– Нет-нет, я здорова. Вполне здорова.

– Мадам, если убийцей окажусь я, то твердо даю вам слово, что вы самой последней погибнете от моего подмигивания. – Шуазель, как всегда, остается галантным кавалером, а Онорина искренне встревожена.

– Маркиза, не уходите, – шепчет она еле слышно, мягко беря меня за руку.

– Позвольте мне все же уйти. Так, немного разболелась голова, ничего страшного. Оставляю вас развлекаться.

Мне хочется добавить: «Тринадцать обреченных», – но я сдерживаюсь. Сделав реверанс и выдавив бледную улыбку, я удаляюсь. Понимаю, что завтра весь двор только об этом и будет говорить. Они придумают, что мы с Беатрисой соперницы, станут говорить, что я стала слишком стара, слишком набожна. Будут плести небылицы и сплетничать без толку, но очень мало кому придет в голову истинная причина – простая, но кажущаяся невероятной: мне все это стало безразличным.

Сознание этого дает мне свободу, оно как глоток чистого воздуха, и все мои тревоги тут же улетучиваются. «Как странно, – думаю я, проходя по затихшим в ночи коридорам дворца в сопровождении только моего конюшего, который несет зажженную лампу, – какое необычное ощущение». Мы проходим мимо двух лакеев, которые несут громадную ветвистую люстру, и в темноте мелодично позванивают хрустальные подвески. Поравнявшись с нами, они останавливаются и кланяются, по-прежнему держа на весу свою ношу. Спускаюсь в свои апартаменты и позволяю нежным, умелым рукам служанок приготовить меня ко сну.

Когда Николь задернула занавеси над ложем и я осталась одна в тишине спальни, в голову приходит мысль: ведь если мне отныне все безразлично, то не будет ни дворцовых баталий, ни схваток с соперницами – ничего из того, что поддерживало мою силу.

Мы с королем все чаще проводим вечера порознь, а двор постепенно, понемногу начинает обращаться вокруг Шуазеля и Беатрисы. И обернутся ли они, в свою очередь, против меня?

Вполне возможно.

Хотя меня все больше оттесняют от прежней роли, остается еще немало дел, которые требуют моего решения.

В моем личном кабинете стены отделаны панелями, окрашенными в ярко-красный цвет, чтобы гармонировать со шторами. Луи называет этот кабинет средоточием своего сердца, и именно здесь он проводит все чаще свои рабочие часы. Эта комната стала свидетельницей некоторых важнейших событий в истории Европы. На прошлой неделе, например, мы обсуждали здесь условия договора, который призван положить конец войне с Англией и Пруссией, длящейся уже почти семь лет.

Здесь же я занимаюсь делами менее приятными, но не менее важными.

Лакей ввел в кабинет Лебеля.

– Здравствуйте, Гийом, – ласково обращаюсь я к нему. – Будьте любезны садиться. – Бывает зло неизбежное, и хотя мне глубоко противно его ремесло, я предпочитаю иметь в лице Лебеля друга, а не врага. Он человек рассудительный, и, коль уж мне нужен напарник в этих ужасных преступлениях, пусть таковым будет лучше он, чем кто-то другой. – Я искренне благодарна вам за то, что вы явились на мой зов так быстро.

– А как же иначе, мадам, как же иначе? – Держится он настороженно. Знает мои привычки и понимает, что встреча с глазу на глаз может быть вызвана только важными причинами.

– Мне вот докладывают, что одна из новеньких девушек… – я сверяюсь с бумагой, чтобы не ошибиться, – Доротея… что она… э… – и бросаюсь с обрыва в воду, – заражена.

Лебель побледнел и поднял на меня глаза. Он, как и его хозяин, стареет, на его лице резче проступают морщины, вызванные неумеренным образом жизни. Я же знаю, что он сопровождает короля в город, и пока король… На этом месте я прерываю течение своих мыслей, дабы они не зашли слишком далеко.