Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня мгновенно заледенело сердце. Я чувствовала, будто оно раскалывается пополам, а вместе с ним раскалываюсь и я.
– Алекс, – теперь я шептала его имя как мольбу, как молитву. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он снова опустил взгляд, нервно прикусил нижнюю губу.
– Я не хочу, чтобы ты от чего-то отказывалась, – сказал он. – Я хочу, чтобы в наших отношениях был смысл, а его у нас нет, Поппи. Я не могу стоять и смотреть, как все снова разваливается.
Я кивнула. Потом еще раз. И еще. Словно никак не могла до конца принять то, что он сказал. Потому что именно так я себя и чувствовала: как будто мне придется провести всю оставшуюся жизнь, пытаясь принять тот факт, что Алекс не может любить меня так же, как его люблю я.
– Хорошо, – прошептала я.
Он ничего не ответил.
– Хорошо, – сказала я снова и отвела в сторону взгляд, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. Я не хотела, чтобы он пытался меня утешить, повернулась и пошла к двери, высоко подняв подбородок и выпрямив спину, усилием воли заставляя ноги идти вперед.
Когда я дошла до двери, то не смогла сдержаться и оглянулась назад.
Алекс застыл на месте там же, где я его и оставила. И я знала, что должна быть честной до конца, чего бы мне это ни стоило. Я должна произнести слова, которые потом нельзя будет взять назад. Я не могла больше бежать и прятаться. Мне нужно было признать правду хотя бы перед самой собой, а это невозможно было сделать, не сказав правду ему.
– Я не жалею, что рассказала тебе, – сказала я. – Я говорила, что готова отдать все, рискнуть всем, чем угодно, и я говорила это серьезно. – Я была готова рискнуть даже своим собственным сердцем. – Я люблю тебя, Алекс. Я не смогла бы жить, если бы не рассказала тебе обо всем.
А потом я отвернулась и вышла под слепящее солнце.
Только тогда я действительно заплакала.
Глава 36
Этим летом
Я задыхалась. Хрипела. Раскалывалась на части, пока бежала через парковку.
Одной рукой я зажала рот, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания, резкой болью колющие каждый уголок легких.
Мне одновременно трудно было заставить себя идти дальше и совершенно невозможно стоять на месте. Я дотащилась до машины родителей, прислонилась к ней, опустив голову, и из моей груди вырывались абсолютно ужасающие всхлипы, по лицу текли сопли и слезы, голубое небо с пушистыми облаками и шелестящие осенними листьями деревья слились в одно размытое пятно. Весь мир таял в цветном вихре.
А потом позади меня раздался голос, искаженный ветром и расстоянием. Очевидно, это его голос, и я не хотела оборачиваться, не хотела смотреть.
Мне казалось, что одного только взгляда хватит, чтобы я сломалась, что это навсегда разобьет мне сердце.
Он позвал меня по имени.
– Поппи! – один раз. Потом еще: – Поппи, подожди.
Я проглотила все эмоции, спрятала их глубоко внутри. Не потому, что хотела их игнорировать, не потому, что хотела их отрицать – мне даже было почти приятно ощущать что-то так искренне, так чисто, всем телом. Просто это были мои чувства, а не его. Они не были предназначены для того, чтобы Алекс как всегда вмешался и подставил мне свое плечо.
Я вытерла лицо ладонями и заставила себя выровнять дыхание, пока прислушивалась к его приближающимся шагам.
Повернулась я, когда он замедлил шаг, медленно преодолевая последние несколько метров, разделяющие нас.
Позади меня была машина. Впереди – Алекс.
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
– Я тоже начал ходить к психотерапевту, – сказал он после секундной паузы.
Я почти находила забавным, что он преследовал меня только для того, чтобы сообщить об этом.
– Это хорошо, – сказала я, еще раз вытирая лицо ладонью.
– Она сказала… – Он пригладил рукой волосы. – Она считает, что я боюсь быть счастливым.
«Почему он мне об этом говорит?» – спросил один голос в моей голове.
«Надеюсь, он никогда не перестанет говорить», – вмешался другой. Может быть, этот разговор продлится всю жизнь, как продолжались всю жизнь наши телефонные звонки и текстовые сообщения.
Я откашлялась.
– А ты боишься?
Долгое время он смотрел на меня, потом едва заметно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я знаю, что если я сяду с тобой на самолет и полечу в Нью-Йорк, я буду чертовски счастлив. Я буду счастлив, пока у тебя есть я.
В глазах снова поплыло, и я быстро сморгнула слезы.
– И я очень сильно этого хочу. Я жалею о каждом упущенном шансе рассказать тебе о своих чувствах, жалею о каждом разе, когда я убеждал себя в том, что потеряю тебя, если ты об этом узнаешь, когда убеждал себя в том, что мы слишком разные. Я хочу просто быть счастлив с тобой. Но я боюсь того, что будет после. – Его голос дрогнул. – Я боюсь, что ты поймешь, что я тебе надоел. Или встретишь кого-то другого. Или будешь несчастна, но останешься со мной. И… – Его голос сорвался. – Я боюсь, что мы будем любить друг друга всю нашу жизнь, но потом мне придется с тобой попрощаться. Я боюсь, что ты умрешь, и мир станет для меня бессмысленным. Я боюсь, что, если тебя не станет, я не смогу встать с постели. Что если у нас будут дети, они будут вынуждены жить абсолютно ужасную жизнь, потому что их удивительной мамы больше нет, а их отец не может даже на них смотреть.
Он провел пальцами по глазам, стирая непролившиеся слезы.
– Алекс, – прошептала я. Я не знала, как его утешить. Я не могла ни избавить его от боли прошлого, ни пообещать, что этого больше не повторится. Все, что я могла, – это сказать ему правду такой, какой я ее вижу. Такой, какой я ее знаю. – Ты уже прошел через это. Ты потерял того, кого любил, но продолжил каждый день вставать с постели. Ты всегда был рядом с теми, кто в тебе нуждался, и ты любил этих людей, а они любили тебя в ответ. И они все еще есть в твоей жизни. Ничего из этого не ушло. Ничего не закончилось только потому, что ты потерял