– Я не это имела в виду, – слегка нетерпеливо произнесла Свапна. – Я говорю о том, что ты, разумеется, не обязана рассказывать мне, что происходит, но я думаю, тебе не помешало бы поговорить хоть с кем-то. Несложно почувствовать одиночество, когда так рьяно работаешь над достижением своих целей, а профессиональное выгорание – большая проблема в нашей работе. Поверь, я знаю это по собственному опыту.

Я неуверенно переступила с ноги на ногу. Свапна действительно всегда была заинтересована в моем развитии, но мы никогда не общались на личные темы, и я не знала, о чем мне можно ей рассказать.

– Я не знаю, что со мной происходит, – призналась я.

Но я знала, что мысль о том, что Алекса больше не будет в моей жизни, разбивает мне сердце.

Я знала, что хочу видеть его каждый день, и я не могла себе представить, по кому еще я могла бы так скучать, кого еще я могла бы так полюбить, с кем еще я могла так хотеть быть вместе.

Я знала, что перспектива жить в Линфилде пугает меня до смерти.

Я знала, что я столько работала над тем, чтобы стать сегодняшей Поппи – независимой, объездившей полмира, успешной, – и я понятия не имею, кем я стану, если откажусь от всего этого.

Я знала, что для меня все еще не существует никакой другой работы, к которой я чувствовала бы призвание, что у меня нет никакого очевидного ответа на вопрос, почему я так несчастна, почему работа, которая казалась мне замечательной на протяжении последних четырех с половиной лет, в последнее время вызывает у меня только усталость и раздражение.

И все это приводило к следующему: у меня не было ни малейшего представления о том, что мне делать дальше, и следовательно, у меня не было никакого права звонить Алексу. Именно поэтому в последние дни я оставила все бесплодные попытки с ним связаться.

– Профессиональное выгорание, – произнесла я вслух. – Это ведь пройдет, правда?

Свапна улыбнулась.

– У меня оно прошло. – Она достала из кармана маленькую белую визитку. – Но, как я уже сказала, никогда не помешает с кем-то об этом поговорить. – Я приняла визитку, и Свапна кивнула в сторону кофейни. – А теперь почему бы тебе не уделить себе несколько минут? Иногда для того, чтобы разобраться в ситуации, нужно всего лишь ненадолго сменить обстановку.

Сменить обстановку, подумала я, когда Свапна развернулась и отправилась обратно в редакцию. Один раз это уже сработало.

Я перевела взгляд на визитную карточку и не удержалась от смеха.

Доктор Сандра Крон, психотерапевт.

Я достала из кармана телефон и набрала сообщение Рейчел.

«Доктор Мама принимает новых пациентов?»

«Подвержен ли нынешний папа римский новым веяниям?» – ответила она вопросом на вопрос.

Работала мать Рейчел из своего домашнего офиса в Бруклине. В то время как эстетика дизайна самой Рейчел всегда отличался воздушностью и легкостью, ее мать тяготела к теплому и уютному стилю. Дом был полон темного дерева и витражных стекол, тут и там стояли растения в цветочных горшках, у окон раскачивались колокольчики, звенящие от каждого дуновения ветерка.

В каком-то смысле здесь мне все напоминало дом родителей в Линфилде, хотя, конечно, художественный, тщательно культивированный дизайн максимализма доктора Крон был далек от музея имени Нашего Детства, в который превратили дом мама и папа.

Во время нашей первой сессии я сразу сказала, что мне нужна помощь с тем, чтобы понять, чего я хочу от жизни, но доктор Крон порекомендовала начать с прошлого.

– Мне особо и рассказать-то нечего, – ответила я, а затем начала говорить и не останавливалась пятьдесят шесть минут подряд. Я говорила о родителях, о школе, о том, как приехала домой с Гиллермо.

Раньше я никогда не рассказывала об этом никому, кроме Алекса, так что выплеснуть свои чувства наружу, конечно, было приятно, но я понятия не имела, как это может помочь мне справиться с кризисом, разрушающим мою жизнь.

Рейчел заставила меня дать обещание, что я отхожу на терапию хотя бы пару месяцев.

– Не пытайся от этого сбежать, – сказала она. – Так ты точно себе не поможешь.

Я знала, что она права. Мне больше нельзя убегать, мне нужно найти корень проблемы. Моя единственная надежда со всем разобраться – это наконец перестать бежать и остановиться, какой бы дискомфорт мне это сейчас ни приносило.

Ходить раз в неделю на сеансы психотерапии. Ходить на работу в «О + П». Приходить домой в пустую квартиру.

Я окончательно перестала вести блог, но зато начала вести дневник. На работе меня отправляли только в региональные поездки по Америке на выходные, и пока я ждала следующей командировки, искала в интернете книги и статьи по саморазвитию. Я искала что-то, что заговорит со мной так, как никогда не говорила фигурка медведя за двадцать одну тысячу долларов.

Иногда я искала рабочие вакансии в Нью-Йорке. Иногда – в окрестностях Линфилда.

Я купила себе растение в горшке, потом книгу о растениях, а потом миниатюрный ткацкий станок. Я честно пыталась научиться ткать по видео на Ютубе, но уже через три часа осознала, что нахожу это занятие ужасно скучным и, кроме того, получается у меня из рук вон плохо.

И все-таки я оставила незаконченное полотно лежать на столике, потому что это помогало мне чувствовать, что я и правда здесь живу. Что у меня есть жизнь, что это мой дом.

В последний день сентября я отправилась в винный бар на встречу с Рейчел, и моя сумка застряла в дверях вагона метро.

– Черт! Черт! Черт! – шипела я, отчаянно дергая на себя сумку, в то время как оставшиеся в вагоне люди пытались разжать двери. Наконец одному мужчине в синем костюме – уже начавшему лысеть, но еще молодому – удалось заставить двери приоткрыться, и когда я подняла голову, чтобы поблагодарить, в его голубых глазах вспыхнула искорка осознания.

– Поппи? – произнес он, раздвинув двери еще немного. – Поппи Райт?

Я была настолько ошеломлена, что не нашлась с ответом. Он вышел из вагона – хотя, совершенно очевидно, вовсе не собирался этого делать изначально. Это не его остановка, но он вышел на платформу, и мне пришлось отступить, чтобы освободить ему место. Двери снова захлопнулись.

И вот мы стояли на платформе, и мне нужно было что-то сказать, я знала, что мне нужно сказать, но… Он сошел с чертова поезда.

– Ого. Джейсон, – только и смогла выдавить я.

Он, улыбаясь, кивнул, тронул светло-розовый