– Хороший подарок к Рождеству, верно?– прервала фантазии девушки миссис Уоркенгтон.

– Да, просто королевский!– все еще под впечатлением выговорила та.

– Вижу, ты уже улетела в облака. Смотри, не разочаруй меня.

– Что вы, я сделаю все возможное и невозможное. Я очень вам благодарна!– счастливо сообщила София.

Ее не пугали трудности, сумасшедшая нагрузка, грандиозные перемены. София выпорхнула из кабинета, словно на крыльях, забыв обо всем на свете, выбежала во двор колледжа и упала на траву под кроны тенистых деревьев. Наблюдая, как лучи солнца играют в листьях ветвей над головой, как птицы, радостно щебеча, перелетают с одной ветки на другую, девушка улыбнулась, ощущая, как живительная сила самой природы вливается в нее, будоража каждую клеточку, разделяя ее радость и восторг, напитывая благотворной силой.

– До чего же прекрасна жизнь!

– Правда?!– спросил неожиданно голос где-то рядом.

София заулыбалась знакомому голосу, перевернулась на живот и оглянулась по сторонам. У соседнего дерева, слегка упершись плечом в толстый ствол, стоял брат и вертел в зубах травинку.

– Эй! Привет!– восторженно крикнула София и бодро поднялась с земли.

Она подбежала к нему и повисла на его шее, всем своим видом демонстрируя великолепное настроение.

– Что у тебя нового? Вероятно, нечто ошеломительное?

– О, да!– довольно призналась София.– Скажи, что гордишься мной?

Брэд улыбнулся и очень искренне подтвердил:

– Конечно, я горжусь тобой, и всегда гордился.

– Тогда слушай…

София взяла брата под руку и, весело шагая к его машине, подробно эмоционально пересказала весь разговор, который состоялся в кабинете миссис Уоркенгтон.

– Вот видишь, как все здорово складывается!– с еще большей гордостью похвалил сестру Брэд.– Ты всегда была умницей, а теперь ты это доказала. Я очень рад за тебя, Фисо.

– Мама с ума сойдет от счастья!

Брэд грустно кивнул.

– Эль-Пачито далеко в прошлом?

София прислушалась к внутренним ощущениями и без сожаления искренне призналась:

– Я не скучаю, не тоскую по той жизни, но меня трогают воспоминания из прошлого. Моя Джинжер, например. Мой Мистер «Х»…

Неожиданно нахлынули приятные воспоминания. Это было не сожаление, но тайная трепетная, нежная тоска.

– Какой Мистер «Х»?– полюбопытствовал Кроу.

– Я рассказывала тебе в письме,– сразу опомнившись, ответила София.

– А-а, незнакомец со вздутым лицом?

– Брэд!– оскорбилась девушка и насупилась.

– Прости, я пошутил.

– Не шути так. Он мне очень даже понравился. Не порти его святой образ.

– Я прикоснулся к сокровенному?– намеком спросил Кроу и догадливо поиграл бровями.

– Ты не смутишь меня,– притворно строго ответила София.– Это было давно, но мне приятно вспоминать об этом. Если бы я смогла встретиться с ним еще раз, сказать ему: «Это я вас спасла!» Интересно, что бы он сказал мне в ответ?

Воспоминания, в которые погрузилась София, отразились на ее лице нежностью и томлением по чему-то далекому и неизведанному. Брэд с волнением отметил растущее в сестре желание и готовность к развитию совершенно новых отношений с противоположным полом, чем просто дружба и общение. В ней просыпались чувства, способные подвигнуть на безрассудные поступки, о которых обычно жалеют в будущем. Наивность и импульсивность Фисо настораживала брата. Но разрушать иллюзии он не имел права, даже если и хотел ревностно оградить ее от всякого посягательства со стороны мужчин. Пока Фисо была откровенной, с чистыми помыслами, но что сулило будущее в большом городе, куда поведет ее сердце, было столь же непредсказуемо, как и сама девушка.

– Фисо, обещай, что сразу познакомишь меня с парнем, который тебе понравится,– не сдержав беспокойства попросил Брэд.

София отвлеклась и недоуменно взглянула на него. В ответ на ее вопросительный взгляд, Кроу сменил серьезный тон на шутливый:

– Я предупрежу его о твоем характере.

– Какой же ты вредный!– упрекнула София.

Потом София взъерошила его макушку и резко сменила тему разговора.

– Через две недели я еду домой на Рождество. Как жаль, что ты не можешь поехать со мной.

– Увы…

– Но, знаешь, я могу вернуться двадцать восьмого числа, и мы отпразднуем его с тобой заново?

– Хм, не плохая мысль! Я подготовлюсь,– радостно ответил Кроу.

– Представляешь, мама сказала, что папа очень хотел, чтобы я приехала. Что это с ним вдруг?

– Н-да, может быть, он исправился? Надеюсь, у тебя будет веселое Рождество?

– Это Рождество будет веселым и полно сюрпризов!– многообещающе сказал Ланц, помогая Хелен украшать маленькую елку.

Хелен и Милинда переглянулись и пожали плечами.

– Что, не верите?– усмехнулся отец.

– Да нет. Просто ты в последнее время такой возбужденный, загадочный. Что-то происходит, чего мы не знаем?– заметила Хелен.

– С чего ты взяла?– напрягся Ланц и сосредоточенно стал копаться в коробке с игрушками, будто что-то потерял.

Хелен проницательно покивала, но не стала настаивать на откровенности.

– Лин, ты можешь пригласить Джека на ужин, а я приглашу его родителей. Пригласим еще Джорджа Кьюсака и отца Мартина…

Милинда обрадованно захлопала в ладоши.

– Спасибо, папочка. У нас так редко бывают гости.

Хелен подозрительно прищурилась, сердцем чувствуя, что произойдет нечто, чего она никак не ожидает, и это очень встревожило ее. Она поднялась с колен, стряхнула с подола елочную мишуру и выпрямилась во весь рост.

– Ладно, заканчивайте с елкой. А я пойду собираться встречать Софи.

– Я с тобой!– сорвалась с места Лин.

– Тогда живо причешись и переоденься. Сколько можно твердить, чтобы ты была аккуратнее?– строго сказала мать.– А вообще-то, останься дома и накрой стол к ужину.

Дом Амелии де Кампос все еще впечатлял взгляд своим колоритом, но уже не был полон энергией ее души и светом добрых глаз.

Жанну впустила незнакомая женщина лет тридцати, плохо говорящая на английском. Она провела ее в спальню, где когда-то Мэри с Амелией читала вслух книги об этикете и женских хитростях, где проводили вечера в душевных беседах и мудрых наставлениях.

Задержавшись лишь на мгновение у порога, Жанна тоскливо окинула коридор и последнюю дверь, за которой была ее спальня, и открыла дверь. В распахнутую дверь Фурье увидела Амелию с отекшим лицом, голубовато-серым цветом кожи, потрескавшимися от сухости губами, бессильно свисающими с края кровати руками, с тяжелой одышкой и хрипом. Это было ужасающее зрелище.