Он с внезапной энергичностью потер лицо ладонями и, резко встав, возвратился к группе. Хрисоф встретил его откровенно сочувственным взглядом, но Ксенофонт лишь поморщился и отозвал его в сторону от остальных.

– Лохаги и сотники, ко мне! – скомандовал он поверх голов. – Полемархи, полусотники, все! Геспий, и ты изволь тоже.

Все собрались довольно быстро, и он впереди всех пошагал вдоль склона холма, пока не подошел к оливковому дереву, клонящемуся кроной к песчаной почве. Оно наверняка проросло из семени, занесенного сюда из невесть какой дали, отстоящей, может, на полсвета.

Ксенофонт похлопал по шершавому стволу, окрыляясь на мысль.

– Друзья мои, собратья! Посмотрите: это дерево пришло сюда явно издалека – прилетело семечком да и пустило корни. Как и эллины, что обосновались на этом побережье до нас, мы, может статься, являем собою семя будущего города. Гляньте на всех тех, кого мы привели сюда, в это место! Здесь среди нас и воины, и мужи, и женщины, и дети, и невольники. Есть у нас и золото с серебром, и люди, сведущие в разных ремеслах. Есть всё, что нам нужно для основания города Эллады прямо здесь, на этой земле. Вдумайтесь. Неужто после того, что мы с вами пережили, мы безвестно рассеемся на все четыре стороны? Сказать по правде, я к вам прирос сердцем – и к вам, и ко всем остальным. Причем крепче, чем сам о том подозревал. Неужели хоть один из вас чувствует себя иначе, чем я? Если же мы возвратимся по домам, то нас ждет старая жизнь и прежние постылые заботы. Так отчего бы нам не стать семенем для нового полиса? Стать новым племенем, новым народом. Из того, что мы здесь решим, наши дети смогут унаследовать город. Да что там город – царство на этой земле! Разве нет? До этих пор нашей единственной заботой было выжить и дойти досюда. До этого места. И вот теперь, когда мы здесь и знаем, что нам это по силам, почему бы нам не заняться строительством? Двадцать тысяч людей – сила достаточная, чтобы возвести стены и жилища в долине у реки.

Он глубоко и пристально поглядел на Хрисофа:

– Мы можем стать еще одной Спартой, еще одними Фивами. Если мы выберем идущую к побережью реку, мы можем стать еще одними Афинами. Быть может, мы отправимся туда на кораблях, которые сделаем сами.

– Если мы решим остаться, ты поведешь нас? – тихо спросил Хрисоф.

Ксенофонт ответил твердым взглядом.

– Если вы этого захотите, если вы меня примете, то да. Это было бы честью и высшей целью моей жизни. Я думал, она состоит в том, чтобы привести вас в безопасное место, но, возможно, это было лишь начало.

Хрисоф кивнул.

– Надо будет спросить у остальных, – сказал он. – Ты понимаешь: такое решение без обсуждения принято быть не может.

– Да. Безусловно.

Ксенофонт умолк, глядя поверх песка туда, где, переливаясь мерцанием, синело море. Душу саднила мысль: кем он будет, вновь оказавшись в Афинах? Нет, не стратегом, который спас их всех. А снова неизвестным, популярным не более, чем был прежде. А уж без Сократа город, родной ему по рождению, и вовсе переставал быть его домом.

– Прошу тебя, Хрисоф, выбирайте тщательно. Наверняка это единственная возможность, когда нам дано что-либо сделать. Мы все эллины, друг мой. И только нам уготовано все это решить.

* * *

Здесь, на этом месте, они оставались три дня. Три дня на горизонте длинной яркой лентой синело море, а Ксенофонт ждал, пока будет вынесено решение. На все вопросы, которые ему задавались, он отвечал без утайки, со всей возможной честностью. В конце концов с ответом к нему прислали самого Хрисофа. Видя близящуюся фигуру спартанца, Ксенофонт несказанно волновался, не зная, какого исхода ожидать.

Тело было до звонкости легким и нервным, а ноги все в иголках, как будто не его. Хрисоф, приблизившись, возложил длань на плечо афинянину, благополучно приведшему их сюда через преисподнюю враждебной державы.

– Прости меня, Ксенофонт, – сказал он с доброй, от сердца идущей печалью. – Мы просто хотим по домам.

В подреберье кольнуло остро, как от ножа, от внезапной боли на глаза навернулись слезы. Ксенофонт склонил голову и сухо прокашлялся, ловя себя на том, что дрожит.

– Разумеется, я… Хорошо, друг мой. Вы там поделите меж собой серебро и золото. Должно хватить на всех, во всяком случае, люди не будут голодать, пока не обустроятся.

– Разве ты будешь не с нами? – спросил Хрисоф.

Его глаза были темны от горя, а Ксенофонт понял, что это их последняя встреча. Он покачал головой.

– Нет, наверное. Я унаследовал немного земли на Пелопоннесе, недалеко от Спарты. Там есть управляющий, который для меня разводил лошадей. После такого долгого моего отсутствия он наверняка считает там себя хозяином… Нет, Хрисоф, я не останусь. Прощаться я, извини, не умею. До места доберусь сам. Возможно, со временем ты меня там найдешь и принесешь с собой фляжку вина. Я был бы рад.

Хрисоф взял его руку и крепко сжал.

– Вот тебе мое слово, стратег, – рыкнул он. – И моя благодарность. Мы с тобой еще увидимся, обещаю. Тогда и поднимем чашу за все, что у нас тут было. И за отсутствующих друзей.

– Мы это сделали, спартанец, – улыбнулся Ксенофонт сквозь горячие слезы. На этом прощание закончилось. Молча хлопнув Хрисофа по плечу, он налегке стал спускаться по холму в сторону моря.

Заглавие книги Ксенофонта «Анабасис» (в серии «Penguin Classics» издана под названием «Персидский поход») переводится примерно как «Восхождение». Это история восстания царевича Кира против своего венценосного брата Артаксеркса. В ней повествуется о походе собранного Киром войска, о битве при Кунаксе, которую он проиграл, и об ужасной ситуации, в которой затем оказались греческие наемники, – вдали от дома, окруженные врагами, но настолько боеспособные, что уничтожить их было не так-то легко. События происходили спустя восемьдесят лет после Фермопил и около семидесяти до Александра Македонского.

* * *

Персия. В 490 году до н. э. царь Дарий вторгся в Грецию и был разбит при Марафоне. На этом он не успокоился и начал собирать войско для нового вторжения, но умер, и тогда дело отца продолжил его сын Ксеркс, нагрянувший в страну эллинов с суши и с моря. Он был тем самым властителем, против которого в Фермопилах встали спартанцы во главе с царем Леонидом. Персам тогда фактически удалось добраться до Афин и поджечь их, но афинский флот выиграл против них важное морское сражение, тем самым связав Ксерксу руки. Царь бежал домой, оставив воевать со спартанцами своего военачальника Мардония. Сильно уступая в численности, греки тем не менее разгромили врага, а Ксеркс в 465 году до н. э. был убит собственным телохранителем. Царем стал его сын Артаксеркс, которому хватило благоразумия оставить греков в покое и наслаждаться мирным царствованием до самой своей смерти (ок. 424 г. до н. э.).

У Артаксеркса было трое сыновей. На престол взошел старший, но уже через две недели оказался убит средним, а с ним, в свою очередь, расправился младший – Дарий II. У Дария сыновей было двое – Артаксеркс и Кир, с которых и начинается наше повествование.