Как можно догадаться, трудностей в поисках тем для разговоров и тем более споров у друзей — художников не было. Каин искренне полюбил Богомаза, как дождливая осенняя ночь может полюбить солнечный майский полдень: раздражаясь противоположностью и ощущая, что они дополняют друг друга, как будто вместе пишут картину, только разными красками — один пасмурно-серой и черной, а другой — золотой и небесно-лазурной.

К тому же, Витя Богомаз был необременительным другом. Он пропадал и вновь возвращался, исчезая на долгие месяцы или даже на годы, а появлялся на дни и недели — худым, загоревшим и грязным, но неизменно веселым. Вот и сейчас, в конце марта, он объявился опять: позвонил Каину и спросил, нельзя ли у него остановиться на время. Вторая койка в комнате Каина по-прежнему пустовала, но была одна трудность: пребывание в общежитии посторонних строжайше не допускалось. Кое-как удалось договориться с комендантшей — ражей теткой с голосом такой силы, что она могла бы им не только бить стекла, но и орехи колоть, если бы захотела — о том, что Богомаз может переночевать одну ночь.

— Ничего, — беззаботно махнул рукой Витя, когда они с Каином пили крепкий чай в его каморке без окон, — не переживай, дружище. Сегодня у тебя перекантуюсь, а завтра найду что-нибудь. Сейчас потеплело, не пропаду. Ну, а ты все покойников рисуешь?

Богомаз подмигнул, подначивая.

— И да, и нет, — ответил тогда ему Каин. — Теперь я пишу другие портреты — мертвых домов.

И показал некоторые из последних работ.

Утром Витя ушел, а поздним вечером позвонил из телефона-автомата, возбужденный и нетерпеливый.

— Ваня, я тебе такую натуру нашел! — звучал в трубке радостный голос. — Что там твои дома на месте кладбищ! Я тут пристроился пожить на недельку — другую, в здании бывшей больницы. Сейчас адрес скажу, приезжай вечерком на этюды — ну и заходи, если будет желание: народ тут гостеприимный!

Той же ночью Каин поехал на остров и встретился взглядом с чудовищем, в чрево которого так беспечно вошел его друг. Едва отдышавшись после пережитого страха, уже на подъезде к общежитию, позвонил Богомазу. Никто не ответил. Предчувствие несчастья навалилось, как мертвое тело. А когда той же ночью он первый раз оказался в лабиринте кошмара, стало ясно: Витя попал в беду, по сравнению с которой пугающие сновиденья покажутся сущей безделицей.

Каин был в отчаянии. Друга нужно спасать, только как?

Обратиться в полицию с заявлением о пропавшем в заброшенном доме бродяге? Немыслимо и бесполезно. Пойти самому? Совершенно исключено. От одной мысли об этом Каин цепенел от неизъяснимого ужаса. Впрочем, один раз, днем, он, собрав всю отвагу и волю, какие у него оставались, все же доехал до бывшей туберкулезной больницы. Прошелся вдоль стен, ощущая, как на него смотрят пыльные, черные окна, будто хищный зверь, до времени притворившийся спящим, следит за жертвой сквозь прищуренные веки. От дома исходили одновременно и угроза, и приглашение войти, и это было похоже на самоубийственный зов, который слышит порой человек, подходя к краю бездны или заглядывая в реку с моста. Этому зову невозможно было противиться, и Каин, почти против воли, не чувствуя ног под собой, дошел до границы двора и заглянул внутрь.

Оттуда ответили взглядом. Он отшатнулся и побежал.

Время шло. Ночные кошмары терзали сильнее. Никаких идей по спасению друга в голову не приходило. Каин решил, что хотя бы попробует разузнать про зловещее место побольше. Разумеется, компьютера у него не было, а про Всемирную Сеть он знал в основном понаслышке, но в интернет-кафе на Невском проспекте какой-то юноша, судя по приветливости и жизнерадостности — иногородний, немного помог ему разобраться с поисковыми сервисами. К концу дня живописец прочитал все, что было доступно в сети в ответ на запрос, состоящий из шестнадцати букв и двух цифр 6 — адрес кошмарного дома.

Подробности напугали не меньше, чем ночные видения.

Ни один из хозяев земли, на которой стояла больница, и домов, что там строились, не владел этим местом дольше нескольких лет. Еще до застройки острова, сменившего имя с Вороньей Глуши на Аптекарский, совсем рядом располагалось временное кладбище Петропавловского собора: там хоронили усопших во время весенней и осенней распутицы, когда отсутствие постоянных мостов не позволяло переправить тела в центральную часть Петербурга. Позже землю кладбища отдали под огороды, а сейчас на их месте стояла детская психиатрическая клиника, что примыкала вплотную к мрачным стенам бывшего диспансера. Неподалеку была дача Аллеров, где проводил свои дни погрузившийся в безумие Батюшков. С начала XIX столетия участок земли постоянно переходил от владельца к владельцу. После того, как последний из них разорился, в пятидесятых годах позапрошлого века тут открыли увеселительное заведение под названием «Вилла Боргезе»: ресторация, варьете, оркестр из сорока шести человек под управлением дирижера — итальянца, а на втором этаже нумера для интимных свиданий. Через три года пожар уничтожил злачное место, но оно возродилось из пепла под именем «Бриллиантовой Виллы», где пели цыгане с тирольцами; еще через год сменило хозяина и переименовалось в «Кафе Шантан», потом в «Ассамблею», «Хуторок» и «Минувшее время», пока наконец тут не выстроили каменный дом — тот, что стоял и поныне. Два купца, открывшие в нем богадельню для разоренных ремесленников, видимо, знали, с чем придется иметь дело, и в здании богадельни была устроена домовая церковь. Вилла Боргезе притихла почти на полсотни лет, пока большевистская власть не осквернила святыни и не поместила на трех этажах приют для беспризорников и малолетних бандитов. В годы войны там был госпиталь, а потом, еще на полвека — туберкулезный диспансер. Видимо то, что с древних времен живет в этом месте, устраивало такое соседство.

История последних лет особенно впечатляла. Лет десять назад неизвестный инвестор перевез за собственные средства туберкулезный диспансер подальше, на берег залива, и выкупил здание у городских властей под создание ресторанного комплекса. Но у Виллы Боргезе были другие взгляды на этот проект. Четыре года работы почти не велись, бригады строителей появлялись и исчезали поспешно, даже не успев очистить внутренние помещения от мебели и бумаг, оставшихся от диспансера. В конце концов инвестор вернул опустевшее здание городу. Три года назад заявку на реконструкцию Виллы подала Прокуратура — организация, которой уж точно нет дела до мистических тайн и историй. Ветшающий дом обнесли забором, заколотили входы и выходы, и… вновь ничего. После второго пожара подряд и панического бегства третьей по счету бригады строителей, и Прокуратура сочла за благо отказаться от затеи обжить Виллу.

Здание осталось предоставлено времени, ветру, бродягам и тому, что жило тут испокон века.

Изучение исторических справок не только не помогло, но погрузило Каина в еще большее уныние. Пролистывая беспорядочно страницы старых городских новостей, он наткнулся на заметку прошлого года о пожаре в его старом доме: центр, проходные дворы, затрудненный подъезд для спасателей, в результате — обрушение перекрытий и кровли. Подробности той страшной ночи помнились смутно, как будто сквозь сон или транс: дым, заполнивший коридор, крики «Пожар!», выстрелы, а потом — рыдающий на плече сосед Федот Зельц — санитар — некрофил, оплакивавший погибшую в пламени давно уже неживую возлюбленную…