считали нужным проводить ту классификацию придаточных предложений, которая лежит в основе традиционного изложения по типам предложений и которая фактически затемняется, ввиду отсутствия всякой последовательности в излагаемой синтаксической теории.

Эта классификация, несомненно, здесь имеет место; и проводится она в соответствии с принципом расширенной замены частей речи или членов предложения. Те придаточные предложения, которые представляют собою расширенную замену подлежащего и дополнения, называют субстантивными предложениями, или предложениями существительными, куда относят подлежащные и дополнительные предложения. Те придаточные предложения, которые заменяют собою определения, называли раньше адъективными придаточными предложениями, или предложениями прилагательными, куда входят относительные предложения (называемые в русской грамматике определительными). Последнюю группу придаточных предложений образуют те, которые заменяют собою обстоятельственные слова; их называли адвербиальными придаточными предложениями, или наречными предложениями, относя сюда придаточные предложения времени, места, образа действия, причины, следствия, условия, уступления и цели.

Такова эта традиционная общеграмматическая классификация придаточных предложений, о существовании которой многие авторы учебников даже и не подозревают, поскольку отдельные типы предложений, как мы сказали, обыкновенно излагаются в любом порядке. Классификация эта для всякого синтаксиса вполне реальна, и без нее совершенно нельзя обойтись.

Однако, во-вторых, возникает вопрос, является ли эта необходимая классификация вполне достаточной. Если мы вникнем в этот вопрос, то окажется, что даже в условиях ее сознательного и систематического использования она все равно оказалась бы недостаточной и все равно потребовала бы существенных добавлений.

Традиционное изложение латинского синтаксиса по типам предложений обычно дается так. Берется один тип предложения, например, предложение цели; и говорится, что такое предложение требует такого-то наклонения и таких-то времен, в зависимости от главного предложения или вне всякой зависимости. Потом забывают о сказанном и переходят к другому типу придаточных предложений, например, к дополнительным, и опять разговор о таких-то наклонениях и таких-то временах. Этим способом излагаются и все прочие типы придаточных предложений. Но уже сам учащийся часто обращает внимание на то, что в употреблении времен и наклонений между разными типами предложений есть некоторое сходство. Правда, учащийся, впервые приступающий к изучению латинского синтаксиса, обычно не осмеливается говорить о своих наблюдениях, приписывая все неувязки своему невежеству, а не сумбуру учебников. Тем не менее, уже элементарное логическое чувство с первых же уроков латинского синтаксиса вопиет о необходимости навести хоть какой-нибудь логический порядок в этом бесконечном хаосе синтаксических правил и исключений.

Уже с самого начала становится ясным, что нельзя начинать изложение каждого типа придаточного предложения заново, игнорируя все, что говорится о других типах предложений, и не проводя никакого сравнения между этими типами. Разбросанное изложение по типам требует огромного времени и огромных усилий для зубрежки всего этого хаотического материала. И так оно и было в старину, когда латынь начиналась с первых классов гимназии со множеством часов в неделю и когда у юных гимназистов было вполне достаточно и свежести умственных сил и времени для вызубривания такой классической абракадабры. Но странным, чтобы не сказать больше, является то, что в настоящее время, когда латынь усваивается либо в последних классах школы, либо в вузе, и когда на нее нет больше времени, чем 2 – 3 часа в неделю, все еще продолжается изложение по старым образцам, как будто на самом деле у кого-то есть время и охота выучивать наизусть тысячи бессмысленных и разорванных правил и еще большее число исключений.

Для нас совершенно ясно, что изложение латинского синтаксиса сложного предложения исключительно только по отдельным типам придаточных предложений является способом совершенно недостаточным и даже вредным, хотя сама эта классификация типов предложений является полезной и должна быть всячески использована. Самое большее, что можно найти в традиционных учебниках латинского синтаксиса, это – спорадические указания на применение правила о последовательности времен. Ни с того, ни с сего вдруг читаем, что конъюнктивы в предложениях цели ставятся по правилу о последовательности времен. Если это действительно так, то сразу же возникает вопрос, не применяется ли это правило также и в других типах придаточных предложений, и если применяется, то почему, и нет ли чего-нибудь общего между всеми теми типами придаточных предложений, где это правило применяется. Ясно, что типы придаточных предложений по их общеграмматической классификации требуют какого-то другого разделения, кроме этого, чтобы это разделение соответствовало именно способам подчинения, а не просто семантике каждого отдельного придаточного предложения. Сама по себе правильная и необходимая общеграмматическая классификация придаточных предложений, если ее абсолютизировать и кроме нее не признавать никакой другой, становится вредной и нетерпимой, поскольку она разрывает единый и цельный материал синтаксиса сложного предложения на изолированные куски и поскольку именно в вопросе о способах подчинения она должна выступать на сцену уже после того, как приведена классификация по способу подчинения. Только при этом условии общеграмматическая классификация может сделать свое полезное дело и не затемнять систематики способов подчинения.

3. Отсутствие связи с историей абстрагирующего мышления

Наконец, есть еще одно важное обстоятельство, тоже исключающее всякую возможность вразумительного изложения синтаксиса сложного предложения, это – отсутствие всякого внимания к проблемам абстрагирующего мышления. Как это установлено марксистско-ленинской теорией, язык существует только в единстве с мышлением, и без мышления нет вообще никакого языка. Язык и речь, лишенные осмысленной направленности на те или иные предметы, ничем существенным не отличаются от прочих физиологических процессов животного организма, и сами по себе ничего не значат. Этот принцип необходим уже в фонетике и морфологии. Но синтаксис, не связанный с проблемами мышления, просто превращается в собрание технических правил неизвестного смысла и неизвестного происхождения. Конечно, само по себе техническое правило в грамматике совершенно необходимо, и грамматические истины должны быть выражены, прежде всего, грамматически. Очень плоха та грамматика, которая не умеет или не может формулировать практически технические правила построения речи. И тем не менее, практически-техническое правило, оторванное от соответствующих методов мышления, делает грамматику пустой и бессодержательной, причем буржуазные ученые как раз этим формализмом всегда гордились, всегда бахвалились отрывом от проблем мышления.

Из всех отделов грамматики синтаксис сложного предложения особенно связывается с проблемами мышления и без них не может быть разрабатываем. Ведь само сложное предложение есть не что иное, как языковое выражение логических связей, причем выражение это – совершенно специфическое, и как же можно было бы говорить о выражении чего-то, не зная, что именно в данном случае выражается. Отмеченные выше черты традиционных учебников латинского языка несомненно порочны.

В самом деле, если не изучать и даже не перечислять основных способов подчинения, это значило бы исключать всякую возможность исследовать то, что в предложении является выражением логической связи. Если одно предложение