Дэвид, Дмитрий и я высадились в заливе Иванова. Когда наш десантный катер мчался к берегу, я лежал на носу, чтобы он не задирался, и сразу же увидел на берегу квадратное здание, которое я хорошо знал по рассказам своих друзей. С 1995 года домик еще больше разрушился и покосился под влиянием сильного ветра – боры. Большая часть крыши и фасада была сорвана, а дверь, на которой были вырезаны имена этой шестерки, болталась на сверхпрочных петлях из моржовой кожи, потому что не была как следует закрыта. В суматохе отплытия Николай даже оставил рюкзак с образцами растений. Внутри здания сохранился приподнятый пол, на котором ребята спали бок о бок. Русские спальные мешки, белые в тонкую голубую полоску, валялись рядом с хижиной, разорванные белым медведем, истекающие своей ватной начинкой. Наши коллеги никогда не рассказывали о дикой красоте залива Иванова: галечной пустыне, отделенной от ледника темно-коричневыми, усыпанными обломками горами. Во всей долине не было никаких признаков жизни, даже травы или мха. Посреди этого пространства стояла построенная в 1995 году хижина – прямоугольное сооружение размером 2 × 4 × 5 метров. У нас ушло пять часов на то, чтобы отремонтировать это сооружение, заново приколотить доски и брезент и прибить поперечные балки вдоль боковин для устойчивости. Сзади мы подперли хижину стволом плавника, чтобы поддержать накренившуюся конструкцию, которая глубоко погрузилась в гравий. Когда я присел на корточки, прислонившись к нагретым солнцем доскам, Дима засмеялся и сказал: «Русский полярник хорошо переносит холод и может долго работать почти без еды. Но это не значит, что русские полярники любят холод и голод». Перед тем как уснуть сегодня, я долго лежал неподвижно, прислушиваясь к гулу проводов нашей 5-метровой антенны, к скрипу и потрескиванию движущихся частей.

На следующий день над всем обширным ландшафтом снова сияло солнце, и небо сияло голубизной. Солнце высветило все оттенки серого и охры, а в хижине яркие пятна просочившегося внутрь солнечного света неуклонно ползли по грубым доскам пола, следуя за вращением Земли вокруг своей оси. Наконец-то наступил долгожданный день нашего похода на ледяную шапку. Мы прошли вверх по долине реки Снежной, пока она не прорезала живописно-слоистую скалу, образовав широкий и крутой каньон. Потоки талой воды стекали вниз по каньону к морю. Черные морены с параллельными белыми полосами снега возвышались прямо перед нами. Нам удалось их обойти, и вот мы увидели лед, блестящий и переливающийся множеством ручейков, сбегающих по вогнутой поверхности ледника. Немного уставшие после быстрого подъема в гору, мы уселись на больших камнях на ледяном ветру и с удовольствием пообедали сухарями с энергетическими батончиками, запивая их ледниковой водой. С нашей возвышенности открывался захватывающий вид. Нам был виден весь северный мыс острова с двумя Оранскими островами – плоскими скалами на голубой глади Северного Ледовитого океана. Вы ищете взглядом корабль или самолет, но внезапно понимаете, что там, насколько хватает глаз, никого нет. Лишь несколько айсбергов, отколовшихся от ледников Новой Земли, проплывали с запада на восток, двигаясь всё дальше в море. Я прошелся по первым 100 метрам ровного льда, а Дима повесил магнит на веревку в одном из ручьев, бежавших из ледяной шапки. Когда спустя час мы собрались в обратный путь, он вытащил свой улов. Магнит был покрыт крошечными черными железными сферами-метеоритами [статья об этом была опубликована Бадюковым и Райталой в 2002 году]. Пыли, которая оседает на далеких ледниках, неоткуда взяться, кроме как из космоса.

Вечером, когда солнце стояло низко над горизонтом и все особенности рельефа были красиво подчеркнуты тенями, мы взяли десантный катер и отправились на нём через залив к мысу Варнека. Из соображений безопасности Боярский строго-настрого запретил нам огибать мыс на лодке, поэтому мы перешли его пешком по испещренной регулярным каменным узором тундре между Гагарьими озерами. Мы прошли мимо остатков лагеря геодезистов, работавших тут в 1950-х, чтобы составить новую топографическую карту Новой Земли. Перед нами лежала удивительно широкая прибрежная полоса у мыса Варнек шириной 800 метров с десятками холмистых гряд. Мыс выступает приблизительно на 2,5 километра в море относительно залива Иванова, который находится с подветренной стороны и, вероятно, был заполнен льдом; поэтому возвращавшиеся домой зимовщики должны были высадиться здесь. «Неужели это и есть то самое место?» – спрашивал себя я, пока мы шли по холмистой равнине. Как далеко они были от точки, где я стою сейчас, когда хоронили своих мертвецов? Могли бы они увидеть нас оттуда? Коряги, заброшенные далеко вглубь суши, указывали на то, что побережье в этом районе неоднократно подвергалось ударам штормовых волн. Мы не нашли ничего похожего на могилу. Единственной нашей находкой стала немецкая морская мина времен Второй мировой. Это был железный шар, наполненный расплавленной парафиновой взрывчаткой. Дмитрий взял немного этого белого вещества и поджег его, и оно горело ярко и яростно.[113]

Вернувшись в хижину, мы соорудили большой костер из отбеленных морем стволов, которые мы пережгли пополам и потом снова сложили в огонь. Мы сидели вокруг костра, поставив свои кружки на вымытый ящик из-под рыбы, мы смотрели на северный горизонт, сверкающий красками долгого заката. Дмитрий разлил водку, явно радуясь, что всё идет так удачно. Он сказал, что ему 44 года, у него есть два брата, одному 65 лет, а другому 50, и что его отец был капитаном советской подводной лодки. Финансовые бури и личные драмы не обошли его стороной. На его лице застыло суровое выражение. Еще одна плохая новость – очередное падение рубля – пришла всего несколько дней назад. Но в ту ночь мир и спокойствие вдали от цивилизации вызывали у нас троих торжественное чувство отрешенности. Под шепот волн, набегающих на берег, и треск бревен в костре я с благоговением наблюдал, как дым от нашего костра медленно плывет вглубь острова в призрачном вихре, не тая в холодном густом воздухе в центральных частях долины. Звуки наших голосов разносились на несколько километров по этому безмолвному ландшафту. В 11:00 я увидел яркую планету, Юпитер, над горами в сине-серых сумерках, поднимавшихся от земли. Арктические сумерки не переходят в темноту, а замораживают всю безмятежную сцену во времени.

Выходные

Надо просто набраться терпения. Еще одна возможность вытащить меня отсюда упущена. Надеюсь, у Дэвида и Сергея всё в порядке. Надеюсь, они нашли что-нибудь хорошее. Сегодня ветер повернул на 180° и снова дует с юго-запада. Я снова передвинул палатку, чтобы оказаться на менее заболоченном участке. Ел картофельный суп и смотрел, как