оказалось, что это было именно то, что требовалось. Дядюшка тяжело вздохнул.

Мальчик продолжил:

- Я знаю. Я же тоже им дышал. Но он выветрится, и твое противоядие…

- Это не противоядие. Это был ликер «Круазетт». Он немного меня успокаивает.

- Знаешь что?- улыбнулся вдруг Джаспер.- Ты и правда плохой человек. Ты сломал варитель. Выместил злость на бедняжке.

Доктор хмуро промолчал. Он и сам чувствовал свою вину: варитель уж точно не заслужил подобного обращения – он был верным и незаменимым помощником много лет.

- Я отнесу его в починку как только мы здесь закончим,- сказал доктор и мысленно присовокупил: «И нужно будет это сделать как можно скорее – кофе, сваренный в кофейнике миссис Трикк, невыносим, как ответы на риторические вопросы или навязчивая доброжелательность».

Оборванные на полуслове темы похожи на перышки в подушке. Вот ты пытаешься заснуть, никого не трогаешь, а что-то тебя постоянно колет. Подленько, мерзенько. Тычется иголочкой в шею. И пока ты не отыщешь в подушке негодника, заснуть не удастся. Так же и с оборванными на полуслове темами. Они то и дело где-то рядом, маячат, назойливо топчутся и никуда не уйдут, пока ты о них не вспомнишь и не завершишь их.

И Джаспер вспомнил:

- Фиш пришел к нам, просто потому что у него не было выбора. Он подумал: доктор может меня выдать, но, если я к нему не приду, я умру. Вот и все.

- Либо дело здесь в другом, и он был уверен, что его никто не выдаст…

- Он ведь выживет?

- Вероятно. Прошло слишком мало времени.

Доктор Доу оставил миссис Трикк целый список инструкций на случай тех или иных последствий операции. Не сказать, что она была счастлива по этому поводу, но обещала проследить, чтобы нежданный пациент не умер на столе, пока доктор не вернется (прежде миссис Трикк не раз невольно становилась у доктора Доу медсестрой, и подобное ей было не в новинку). И хоть состояние Фиша сам доктор называл «приемлемым» и «стабильным», он был готов к любому повороту событий, поэтому на столике с хирургическими инструментами лежали четыре шприца, наполненные различными лекарственными средствами, и к каждому была прикреплена бирка с описанием ситуации, при которой шприц нужно применить.

- Это сделал тот тип, о котором говорил мистер Портер,- сказал Джаспер.- С таким неприятным именем… Ратц. Но если Фиш нужен им, чтобы выведать что-то про второй ключ, зачем им его убивать?

- Я тоже этого никак не могу понять,- признался доктор Доу.- Быть может, он не оставил им вариантов и слишком отчаянно защищался…

- Что это за второй ключ, как думаешь? Все так запутано!

- Тут-то как раз все ясно,- снисходительно заметил дядюшка Натаниэль.- Из подслушанного тобой разговора мистера Портера и мисс Керри́ди (к слову, мы еще обсудим эту твою опасную авантюру) становится предельно ясно, что Фиш и сам мистер Портер оба ищут некую Машину. Я осмелюсь предположить, что речь идет о той самой Машине Счастья, о которой сказал нам Фиш. Учитывая все, что нам известно, можно подытожить, что Машина Счастья заводится двумя ключами. Господин управляющий банка полагает, что второй ключ у Фиша, в то время как первый… первый у него самого.

- Да, все это кажется очень логичным,- Джаспер кивнул.- Но мы не нашли у Фиша никакого ключа…

- Разумеется, носить с собой его опасно. Думаю, он его где-то спрятал.

- И узнать, где, мы у него сможем, только когда он придет в себя… И почему он без сознания!- раздосадованно воскликнул Джаспер: ему не терпелось узнать все поскорее.

- Нам еще повезло, что не задеты никакие жизненно важные органы. Нужно отдать должное профессионализму этого Ратца: даже вынужденным стрелять в грабителя банка, он ранил его так метко, чтобы потом оставался шанс привести его в чувство и допросить…

- А что это за Машина Счастья такая, за которой все охотятся? Как думаешь?

- Не имею ни малейшего понятия,- сказал доктор.

Кэб тем временем свернул на узкую аллею со сгорбленными деревьями по обеим сторонам улочки. Проехав ее до самого конца, он прополз под широкую арку ворот, над которой значилось:

«Чемоданное кладбище».

Чемоданное кладбище отличалось от прочих подобных мест тем, что над ним простиралась стеклянная крыша. Это место отдаленно напоминало огромный пассаж или, вернее, застекленный парк, но это был бы не Тремпл-Толл, если бы кое-где крыша не прохудилась, и в образовавшиеся дыры не заливал дождь. И тем не менее, почти всегда здесь было довольно сухо, а еще по кладбищу гуляло эхо, и все звуки множились и расползались средь могил.

Сразу за воротами начиналась центральная аллея, к которой со всех сторон подступали надгробия. Практически на всех надгробьях были выбиты циферблаты, и стрелки на них показывали время смерти человека, который под ним лежал. На могильных камнях тех, чей последний миг был не установлен, стояла полночь.

Путь докторского кэба лежал в дальний конец кладбища, где располагались здания кладбищенского архива, похоронное бюро и прочие не слишком приятные места. Откуда-то издали доносились заунывные звуки труб. Шли похороны.

Экипаж ехал очень медленно. Кэбмен морщился и шикал на ворон, которые то и дело садились на крышу кэба.

У края аллеи стоял небольшой черный фургончик с наполовину высыпавшейся золотистой надписью на борте: «Дэрри и сыновья. Гробокопатели». Прислонившись к нему, рядком стояли, очевидно, сами господа Дэрри, напоминающие ворон на ветке. Они курили и ожидали момента, когда можно будет начать закопку.

У одной из свежих могил в некотором отдалении от центральной аллеи чернело около дюжины фигур. Среди замерших без движения джентльменов и дам выделялась женщина – тонкая, хрупкая, содрогающаяся – казалось, она вот-вот рухнет прямо в разверстую могилу.

Доктор Доу дернулся так неожиданно и резко, словно его что-то ужалило.

- Кэбмен! Стойте! Остановитесь!

- Что еще за новости?- раздалось хмурое с передка.

- Немедленно остановитесь!

Раздраженный кэбмен что-то пробурчал себе под нос – как следует излил душу на пассажиров, но тем не менее, направил экипаж к обочине аллеи и там остановил его, встав рядом с еще тремя экипажами, которые, вероятно, принадлежали скорбящим родственникам покойного.

- Джаспер, будь здесь…- начал было доктор Доу, но тут же досадливо дернул щекой: мол, зачем я это вообще говорю. После чего открыл