об этом. Хотя, если я это слышала, то наверняка слышали и вы. С чего, по-вашему, на армию напал мор? Ваш царь притащил в свою постель девственную жрицу и отказался вернуть ее отцу. А когда ему всё же пришлось уступить, он взял другую, рабыню героя Ахилла, из-за чего тот отказался сражаться – и они начали проигрывать одну битву за другой. Агамемнон тащит в постель всех девиц подряд, совершенно не заботясь о том, чем это обернется для его армии и его войны. Но вы не приписываете ему никакой злой воли. Вы даже не говорите об этом. – Клитемнестра улыбается. – Я же пустила в свою постель одного-единственного мужа, сделав это по причинам, которых вы не знаете и не должны знать, и теперь мы собираемся здесь, чтобы обсудить, как дурно я поступаю.

– Эгисф – наш враг, – замечает Кадм.

– Как и рабыни. Разве они не троянки?

На бледном лице Ликомеда проступают красные пятна. Так вот как он выглядит, когда злится.

– После битв воины берут себе трофеи. Это их право. А ваше решение впустить в свои покои предателя Эгисфа повлечет за собой последствия.

– Какие же?

Ликомед косится на Ореста и говорит тихо, но отчетливо:

– Почему мы должны следовать за женщиной, которая спит с нашим врагом, если ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы править, пока ваш муж не вернется?

– Я доверяю выбору матери, – отвечает Орест. – А вам следует доверять вашей царице.

Несколько старейшин кивают, но все хранят молчание. Клитемнестра смотрит на Леона, его невозмутимый профиль резко выделяется на фоне залитых солнцем стен. Затем она поворачивается вправо: Полидамант стоит в тени, у фресок с бегущими львами.

– Ты молчишь, Полидамант, – обращается она к нему. – Ты согласен с Ликомедом?

– Если какой-то муж спит с царицей, – отвечает он своим скрипучим голосом, – он рассчитывает вскоре стать царем. Так заключают союзы и получают власть. С помощью брака.

Клитемнестра вскидывает бровь.

– Мне не нужна власть, она у меня уже есть.

– Эгисф станет претендовать на трон, – продолжает Полидамант, выступая из тени. – Ликомед говорит верно. Ваши решения не делают вас хорошим правителем.

Клитемнестра встает и спускается с трона, поправляя шкуру у себя на плечах. Слева от нее Ликомед судорожно облизывает губы.

– Мне хочется спросить, – говорит она, – а как хороший правитель поступает с предателями?

– Берет их под стражу, – отвечает Ликомед. – Расправляется с ними.

– Я рада, что в этом мы единодушны, – улыбается Клитемнестра.

Ликомед открывает рот, но тут же с глупым видом закрывает его. Полидамант же успел почуять неладное.

– Есть разные виды предательства, – говорит он. – Одни идут во благо царству, а другие нет.

На всё-то у него есть ответ. Он называл ее моровой язвой, но он сам заражает всех вокруг, втягивая в свой заговор.

– Я бы с удовольствием обсудила с тобой разные виды предательства, Полидамант, – говорит она. Тот слегка поднимает брови, а Клитемнестра, глядя ему прямо в глаза, добавляет: – Но к сожалению, у Львиных ворот уже собралась толпа, чтобы посмотреть на вашу казнь.

Ликомед издает хриплый звук, словно ему вдруг резко перестало хватать воздуха. Все остальные старейшины вздрагивают. Их движения едва слышны, точно ветер в листве.

– Я вас не понимаю, – бесстрастно отвечает Полидамант.

– Вы планировали заговор. Вы с Ликомедом нашептывали другим, что ваша царица не годится для того, чтобы править Микенами. А хороший правитель, как вы сами сказали, не оставляет предателей безнаказанными.

Ликомед падает на колени.

– Мы не планировали заговора, моя госпожа. – Последние два слова он проглатывает. Она отворачивается, чтобы не видеть его растрескавшиеся губы.

Полидамант же продолжает стоять на своем.

– Я подчиняюсь приказам своего царя, а не вашим.

– Это прискорбно, потому что моим приказам подчиняются стражники. И даже если бы не подчинялись, это всё равно ничего не изменило бы, потому что я убью вас сама.

Ликомед начинает всхлипывать. Жалкое зрелище. Кадм тянется к нему, кладет руки на сгорбленные плечи и помогает ему подняться.

– Вам не обязательно делать это самой, – говорит Полидамант. Его скрипучий голос царапает воздух, как металл царапает камень. Она хотела бы, чтобы он молил ее о пощаде, он, а не Ликомед, но Полидамант не таков.

– Мой отец всегда говорил, что правитель должен сам исполнять приговор, который выносит, иначе народ не будет его уважать.

– Я уверен, ваш отец был мудрым человеком, – отвечает он. – Он прислушался бы к своим советникам, а не казнил бы их.

– Вы не знали Тиндарея, – отмахивается Клитемнестра. – Он никогда не слушал старейшин. Я же девять лет слушала вас, слушала ваши оскорбления и вероломные речи и, наконец, устала от этого.

Она приказывает вывести их к Львиным воротам, под холодное зимнее солнце. Народ наводнил улицы: все смотрят, шепчутся, матери придерживают детей за плечи, мужи не сводят глаз с Полидаманта и Ликомеда – так стадо смотрит на слабых соплеменников. Она замечает старуху с курицей под мышкой, двух мальчишек, пихающихся локтями, чтобы пробиться вперед. Собаки лают, мужи кричат, женщины вздыхают.

За воротами стражники образуют полукруг и выталкивают осужденных на середину дорожки. Люди стекаются даже из деревень у подножия гор, у них в руках корзины и тюки, головы склонены набок, на лицах любопытство.

Клитемнестра встает перед Полидамантом и Ликомедом, справа от нее Леон, слева – Орест. На хитоне Ликомеда осела уличная пыль, он отряхивает ее. Она вспоминает Ифигению, которой не дали даже стряхнуть песок с платья перед смертью. Откашлявшись, она обращается к собравшимся людям:

– Эти мужи обвиняются в предательстве и заговоре. – Толпа затихает, сотни лиц с вытаращенными глазами обращаются к ней. – Они ходили по улицам акрополя и распускали слухи о том, что их царица не годится для того, чтобы править этим городом. Они называли меня микенской язвой и строили заговор, как посадить на трон моего сына, пока мой муж сражается под Троей.

Ликомед что-то бормочет. Несмотря на холод, его бледный лоб покрылся испариной. Ветер царапает их лица, как лед. Полидамант в своем чистом дорогом хитоне смотрит ей прямо в глаза. Его жена и дочери, должно быть, стоят где-то в толпе, но никто не кричит, не умоляет пощадить его.

– Я верю, что можно явить милосердие тем, кто раскаивается в своих ошибках. У этих мужей было много возможностей покаяться, но они ими не воспользовались. Их непочтительность не останется безнаказанной.

Лицо Полидаманта непроницаемо. Она слышит звенящую тишину вокруг, слышит, как рядом с ней дышит Орест – так отчетливо, словно свое собственное дыхание. Она рада, что Электры и Хрисофемиды здесь нет.