Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ричард громко рассмеялся: теперь он был уверен, что победит.
Споры продолжались несколько часов, но в конечном счете бунтовщики сказали Ричарду то, чего он так жаждал услышать: они заключат мир, если император согласится на их условия.
– Отлично. – Король тепло улыбнулся своим новым друзьям. – А теперь… скажите, чего вы хотите от Генриха, и я сделаю все возможное, чтобы выбить это из него.
* * *Ханау представлял собой маленький замок, окруженный водами реки Кинциг. Убогая деревушка – горстка домов и церковь – притулившаяся в тени замка, только подчеркивала его заброшенный вид, как будто он забыт всем окружающим миром, даже вычеркнут из анналов истории. Владетель замка, растерянный нежданным визитом императора и его свиты, смущенно играл роль хозяина, опасаясь, что у Генриха есть для приезда какие-то скрытые мотивы. Почему он предпочел остановиться в Ханау, когда императорский дворец всего в десяти милях? Остатки самообладания владетеля Ханау рухнули при появлении английского короля. Перепуганный, он проводил нового высокородного гостя и охрану в большой зал, после чего поспешил удалиться.
С приходом ночи над долиной пролился ураганный дождь, и в очаге зажгли огонь, чтобы прогнать сырость и холод. Генриха сопровождали в Ханау его дядя, брат Конрад, придворная свита, граф Дитрих и герцог Людвиг Баварский, надеявшийся заполучить невесту Генрика. Дядя читал, остальные играли в кости и шахматы, а Генрих склонился над лютней. То, что такой черствый и холодный человек мог разделять его любовь к музыке и поэзии, приводило Ричарда в замешательство – он как будто вдруг обнаружил, что сатана тайком читает Священное Писание.
Генрих сыграл несколько аккордов и лишь потом соизволил поднять глаза, словно только что заметил английского короля:
– Ну? И что же они сказали?
– Они согласны заключить мир. – Ричард развернул пергамент и протянул императору. – Вот их… – Он чуть было не сказал «требования», но вовремя остановился. – Это полный перечень их условий. Могу назвать те из них, что не подлежат торгу. Мятежники хотят вернуть отнятые замки и земли, а также получить возмещение убытков от потерь. Они хотят, чтобы ты публично поклялся в том, что неповинен в убийстве епископа Льежского и нашел других епископов и баронов, готовых свидетельствовать в твою пользу. Ты предоставил убежище тем, кто убил епископа, теперь эти люди должны быть изгнаны из двора. И последнее, они требуют, чтобы ты дал согласие избрать Симона, сына герцога Лимбургского, следующим епископом Льежским. Парню всего шестнадцать, он существенно моложе предписываемого каноническим правом возраста, но меня уверили, что проблем с этим не будет, поскольку твой младший брат Филипп стал епископом Вюрцбургским всего в тринадцать.
Тут Ричард не смог удержаться от насмешливой улыбки. Однако беспокоился он зря – внимание Генриха целиком поглощал документ. Всплеск эмоций случился у графа Дитриха – тот раскраснелся от гнева и вскочил на ноги. Ричард не мог разобрать его напыщенной речи, но прекрасно понимал суть, ведь Дитрих был главным подозреваемым в убийстве епископа. И не только он был приближен к императору – Генрих отобрал сан епископа у двух законных кандидатов, отдав его брату Дитриха Лотарю. Братья Хохштаден больше всех пострадали от последствий убийства епископа, поскольку Лотаря папа отлучил от церкви, а мятежники разорили владения Дитриха и захватили все его замки, кроме одного. Вполне следовало ожидать, что Дитрих станет сопротивляться любому мирному урегулированию. Вот только прислушается ли к нему Генрих?
К облегчению Ричарда, император словно не замечал обличительного выступления Дитриха, хотя тот верещал так громко, что его было слышно и во дворе замка. Ричарду, наблюдавшему, как император читает список, оставалось только надеяться, что он не ошибся и что для Генриха завоевание Сицилии важнее наказания мятежников. Он ощутил укол совести при мысли о германской армии, идущей к владениям Танкреда, поскольку между ним и королем Сицилии неожиданно завязались дружеские отношения. Но Танкред знал о приближающемся вторжении и был к нему готов. Кроме того, победа Генриха не предрешена. Он и прежде, когда Ричард сражался в Святой земле, пытался завоевать Сицилию, однако его воины тяжело переносили непривычную жару итальянского лета, многие заболели и умерли во время осады Неаполя. Сам Генрих едва не скончался от кровавого поноса и был вынужден отступить в Германию для восстановления сил. Император по глупости или, возможно, из самонадеянности, оставил в Салерно Констанцию, где ее захватили местные жители и передали Танкреду. Ричард хорошо представлял, как обошелся бы Генрих с попавшей к нему в лапы женой Танкреда, но Танкред видел в Констанции скорее гостью, чем заложницу, и в конце концов передал ее под опеку папы. По пути в Рим ей удалось сбежать, лишив папу и Танкреда важной пешки в этой игре, но то была ее заслуга, не Генриха. Сицилийская кампания императора обернулась несомненной катастрофой, и мысль об этом придавала Ричарду уверенности, напоминая, что Танкред куда лучший полководец, чем Гогенштауфен.
Когда Генрих наконец-то оторвался от перечня требований, Ричард заподозрил, что он намеренно нагнетает напряжение.
– Леопольд был прав, – произнес император с надменной улыбкой, которую Ричард давно возненавидел. – Ты говоришь так же хорошо, как и сражаешься. Признаю, я впечатлен. Их условия обременительны, но не возмутительны, и я могу их принять.
Прежде чем он успел продолжить, его перебил Дитрих, явно протестуя. Генрих обернулся на него и одним своим взглядом заставил замолчать. Потом посмотрел на Ричарда.
– Можешь завтра вернуться во Франкфурт и передать мятежникам, что я встречусь с ними в Кобленце через две недели для подписания мирного соглашения.
– А ты можешь сообщить королю Франции, что слишком занят, чтобы встречаться с ним в Вокулере, – Ричард старался говорить уверенно, думая про себя, уж не воткнут ли ему сейчас нож в спину.
Но Генрих только улыбнулся.
– Конечно. Теперь в этой встрече нет необходимости, не так ли? – мягко сказал он и подал знак слуге, который поспешил налить всем вина. Присутствующие выпили за мирное окончание мятежа, хотя Дитрих выглядел так, будто ему налили скисшего молока. Ричарду вино показалось таким же на вкус, потому что он знал, эти «потеплевшие»