Бушнел ответила Багосоре, что мир не купится на версию ПР по поводу убийств и что заслуживающие доверия очевидцы и уважаемые организации сообщили о причастности к этим убийствам руандийской армии. Она сказала, что в глазах всего мира руандийская армия является замешанной в преступных акциях, помогая и соучаствуя в истреблении гражданского населения. Она напомнила Багосоре о прежних неоднократных заявлениях правительства, обещавшего сделать все возможное, чтобы реализовать мирные соглашения, но это была ложь, поскольку не желают пойти даже на компромисс по вопросу об участии военных в правительственной делегации на мирных переговорах. В этих обстоятельствах, сказала Бушнел Багосоре, армии надлежит продемонстрировать свою ответственность и желание достичь компромисса. Она добавила, что мы рассчитываем, что он лично сделает шаги в правильном направлении.

Слова Бушнел, кажется, удивили и отрезвили Багосору. Он обещал переговорить с начальником штаба армии Бизимунгу, чтобы выяснить, можно ли достичь компромисса. Он сказал, что позвонит Бушнел на следующий день. Он также попросил нас переговорить с РПФ. Бушнел ответила только, что правительство должно взаимодействовать с генералом Даллэром для достижения соглашения о прекращении огня, ограничиваясь официальными каналами»[1291].

Этот метод «дипломатических бесед и телефонных звонков» стал в конце апреля основной тактикой Госдепа в отношениях с руандийскими властями, а телефон – ее главным инструментом. Бушнел обычно ставила будильник на 2 часа ночи и звонила руандийским официальным лицам. Она несколько раз разговаривала с Огюстеном Бизимунгу. «Это были очень странные телефонные звонки – вспоминает Бушнел. – Он говорил на совершенно великолепном французском языке. “О, как замечательно, что вы позвонили”, – сказал он. Я заявила ему: “Я звоню, чтобы сообщить вам, что президент Клинтон собирается возложить на вас ответственность за убийства”. Он ответил: “О, как замечательно, что ваш президент думает обо мне”»[1292].

Правда, на публичном уровне руководители администрации США продолжали ограничиваться призывами, все еще надеясь на возможность диалога между воюющими сторонами и возвращение к Арушским договоренностям, а также выражением сочувствия руандийцам. Утром 30 апреля Клинтон в своем минутном радиообращении призвал РПФ и Временное правительство согласиться на немедленное прекращение огня и вернуться за стол переговоров. Он добавил: «Боль и страдание руандийского народа тронули сердца американцев. Пришло время лидерам Руанды признать узы, связывающие их с человечеством, и отвергнуть бессмысленное и преступное насилие, которое продолжает свирепствовать в их стране»[1293]. По мнению Дефорж, это обращение «возможно, принесло больше вреда, чем пользы. Убийцы могли получить удовлетворение от того, что президент США не нашел более сильных слов для их осуждения, тогда как жертвы могли почувствовать себя преданными…»[1294]

Показателем изменения отношения к событиям в Руанде в мире стала реакция ряда ведущих стран на «дипломатическое наступление» Временного правительства, которое уже 21 апреля решило послать три миссии в африканские страны: одну – в Танзанию, вторую – в Западную Африку (в Габон, Того и Сенегал) и третью – в штаб-квартиру ОАЕ в Аддис-Абебе и в Египет[1295]. Сам же министр иностранный дел Жером Бикамумпака и лидер КЗР Бараягвиза, занимавший пост директора отдела политических и административных дел МИДа, отправились в Европу с «частным визитом»; они намеревались посетить Францию, Бельгию и США. Их целью было «объяснить позицию правительства по руандийскому кризису» и приуменьшить масштабы геноцида. Однако из африканских стран принять эмиссаров Временного правительства согласился лишь Египет. Что же касается стран Запада, то 25 апреля Бикамумпака и Бараягвиза прибыли в Париж, а 27 апреля они встретились в Елисейском дворце с Деле, в Матиньонском дворце с Балладюром и на Кэ д’Орсэ с Жюппэ. Правозащитные организации, однако, резко осудили контакты французских официальных лиц с руандийским режимом. «Human Rights Watch» заявила, что «сожалеет о любой встрече или иных шагах, которые бы свидетельствовали, что нынешний режим может когда-нибудь стать приемлемым для законных правительств по всему миру»[1296]. Позже Деле оправдывал эту встречу соображениями «реальной политики»: «Я принял в моем бюро 400 убийц и 2000 торговцев наркотиками. Нельзя не запачкать руки, имея дело с Африкой»[1297].

Однако после посещения Парижа Бикамумпаке пришлось скорректировать программу своего турне. За неделю до этого руандийский посол в Заире Этьен Сенгегера выступил с обвинениями в адрес Бельгии: он утверждал, что самолет президента Хабьяриманы 6 апреля сбили бельгийские миротворцы, что именно поэтому они и были застрелены «разъяренными руандийскими солдатами» и что Бельгия поставляет оружие РПА. Сенгегера также заявил, что «сообщения о военных успехах РПА не соответствуют действительности и являются дезинформацией со стороны западных журналистов»[1298]. Эти обвинения повторил и Бикамумпака[1299]. В ответ бельгийский МИД 29 апреля потребовал от Руанды публичного опровержения и предупредил, что пока это не будет сделано, «ни министр иностранных дел, ни какой другой член Временного правительства не будут допущены в Бельгию»[1300].

Так что 29 апреля вместо Брюсселя Бикамумпака отправился в Бонн, где он заявил 2 мая, что сообщения СМИ об убийстве от 100 до 200 тыс. человек в Руанде «очень преувеличены» и являются результатом «кампании дезинформации» и что во всех проблемах его страны виноват Мусевени, который будто бы планирует создать государство тутси на территории Руанды и Восточного Заира: «Все беды начались с приходом к власти в Уганде президента Мусевени. Он сыграл роль спускового крючка». Министр добавил: «Если бы Мусевени сегодня умер, война не продлилась бы и двух недель»[1301].