В тот же день политбюро РПФ распространило заявление: «Время для вмешательства ООН давно прошло. Геноцид почти совершился. Большинство потенциальных жертв режима или убито, или бежало. Исходя из этого, Руандийский патриотический фронт заявляет, что он категорически возражает против предлагаемых интервенционистских сил ООН и не будет ни при каких обстоятельствах сотрудничать в том, что касается их организации и их деятельности»[1314].

5 мая Мусевени в интервью корреспонденту «The Guardian» Марку Хабэнду так оценил отношение международного сообщества к Руанде: «…некоторые… не знают, что политика правительства Руанды заключается в том, чтобы использовать геноцид как инструмент уничтожения оппозиции. Я думаю, если бы это поняли, то мнение о ситуации изменилось. Каждый бы осознал, что это преступная банда, подобная нацистам, и тогда международное сообщество преследовало бы их… …люди же думают, что это просто борьба за власть между двумя группами… Один из недостатков международного участия – это то, что в своих рассуждениях они [великие державы] не исходят из принципов правосудия. Они не спрашивают, кто прав, а кто не прав в данном случае. Они просто приходят и хотят ликвидировать проблему – прикрыть холстом гнилые яйца. А пока зловония в комнате нет, значит, проблема решена»[1315].

Несмотря на то, что СБ не поддержал предложение Генерального секретаря об усилении МООНПР, руководство ООН продолжило свои попытки убедить ведущие державы в его необходимости. Еще 30 апреля Бутрос-Гали обратился к генеральному секретарю ОАЕ и лидерам ряда африканских стран с запросом о возможности выделения воинских контингентов для МООНПР[1316]. 2 мая его инициативу поддержал генеральный секретарь ОАЕ[1317], а 3 мая в ходе неофициальных консультаций – СБ[1318], почти все члены которого (за исключением КНР) высказались и за введение эмбарго на поставки оружия в Руанду[1319].

Позицию многих африканских государств выразил танзанийский президент Мвиньи, чья страна непосредственно столкнулась с последствиями геноцида, приняв сотни тысяч беженцев. 1 мая он обратился к группе послов, представлявших страны – члены СБ и государства – наблюдатели на мирных переговорах в Руанде, выразив по сути дела отношение к действиям ООН африканских политических элит: «В самый разгар конфликта в Руанде, – сказал Мвиньи, – и перед лицом ужасов резни Совет Безопасности… как будто эта трагедия не касается международного сообщества, проголосовал за резолюцию № 912… Это одно из самых губительных решений, которые когда-либо принимал Совет Безопасности… и оно резко контрастирует с усилиями по поддержанию мира, предпринятыми Объединенными Нациями в других местах. Трагедия в Руанде еще раз продемонстрировала, что традиционные методы миротворчества Объединенных Наций утратили свою эффективность. Там, где на кону сохранение человеческих жизней, где выброс насилия достигает высочайшего уровня и угрожает самой структуре человеческой цивилизации и где этнические конфликты могут угрожать международному миру, Объединенные Нации должны быть в состоянии действовать быстро и решительно, включая возможность остановить поток вооружений в Руанду. Убийства должны прекратиться! Любые формы этнической чистки в Руанде должны прекратиться! Танзания призывает Объединенные Нации предпринять энергичные действия, чтобы остановить эти бессмысленные убийства»[1320]. В заключение Мвиньи полностью поддержал предложение Бутроса-Гали о пересмотре Резолюции № 912.

Временное правительство, когда успех наступления РПФ на востоке страны стал очевиден, а перспектива поражения вполне реальной, также выступило за усиление МООНПР. Об этом шла речь в письме Бикамумпаки к Аннану от 30 апреля. В нем министр, рассказав об усилиях Временного правительства по умиротворению населения, о кровавых преступлениях РПФ и об упорном нежелании последнего вести переговоры с руандийскими властями, просил СБ «…значительно увеличить личный состав Миссии Объединенных Наций по помощи Руанде (МООНПР), которая была слишком поспешно сокращена, в то время как возобновление РПФ войны в нарушение Арушских соглашений требовало скорее усиления МООНПР, чтобы она более эффективно выполняла свой мандат»[1321].

К дипломатическому наступлению Бутроса-Гали и африканских стран присоединилась и Франция. Французское руководство, с одной стороны, тревожила возможность «победы клана тутси», который, как оно считало, активно поддерживает Уганда, с другой – продолжавшаяся резня и поток беженцев ху т у в Танзанию. «В Объединенных Нациях, – писал 2 мая Кено Миттерану[1322], – Франция должна противодействовать одностороннему осуждению только преступлений, совершенных правительственными силами. Однако наши партнеры в Совете Безопасности, обеспокоенные воздействием на общественное мнение ужасных фактов, транслируемых СМИ, склоняются в пользу региональной инициативы с целью принуждения к миру[1323]». «Размах резни значителен, – продолжал генерал, – однако не последовало никакой международной реакции, которая была бы достойной этого названия, на том основании, что речь идет только о чернокожих». В заключение Кено предложил план дальнейших действий, который мог бы одновременно решить и гуманитарную, и политическую задачи: «Единственный технически осуществимый вариант – это военная интервенция заинтересованных стран (Франции и Бельгии?), ограниченная в пространстве и времени, чтобы обеспечить распределение гуманитарной помощи… и принудить стороны к сбалансированному соглашению» (курсив мой. – И. К.).