В квартире было очень тихо. И совершенно точно — пусто. Никого, кроме самого Корнея. И если раньше это состояние было нормой. Даже не так — идеальностью, то сейчас… Почему-то давило.

Корней нажал на "самолетик", отправляя очередное рабочее письмо, после чего захлопнул крышку ноутбука. Мог бы откинуться на спинку дивана, прикрыть глаза, вытянуть ноги, включить музыку и наконец-то просто расслабиться, но вместо этого так и остался сидеть с напряженной спиной, уткнув локти в колени и глядя перед собой.

Никогда не любил цветы — ни в дизайне, ни в повседневности. Дарил, конечно. Раньше больше. Сейчас, благо, и вовсе можно было обойтись без участия дарящего — есть специальные люди, которые и соберут, и доставят, и даже с расспросами приставать не станут — только сумму назови и адресата. Но эти… Раздражали особенно.

Нелепые букеты, которые девочка притаскивала домой каждый божий день… Причем сама могла бросить их, куда бог на душу положит… И забыть.

Этот, к примеру, оставила на углу стола вчера, мазнув по Корнею, вернувшемуся домой раньше, усталым взглядом, попрощавшись и отправившись спать.

Сам он к цветам не притронулся, а следующим вечером, вернувшись домой, увидел их уже в вазе. Вероятно, постаралась Ольга. Так же, как с прошлыми — стоявшими теперь по углам. И взгляд, будто издеваясь, сам раз за разом на них натыкался.

Откуда такое не безразличие к подобным мелочам, Корней не знал. Списывал все на собственную усталость и, соответственно, повышенную раздражительность.

И девочкину вялость, забывчивость тоже на нее — на усталость. Иначе получалось совсем странно. Ведь каждый божий день, возвращаясь очевидно со свиданий, Аня вела себя… Будто поле пропахала. Откровенно унылая. Откровенно еле переставляющая ноги.

Корней не был знатоком в сфере девичьих влюбленностей, но отчего-то сильно сомневался, что со свиданий с «

самыми лучшими на свете

«возвращаются в подобном расположении духа…

И почему это проклятое «

самый лучший…

«в голове засело — тоже не знал.

Еще в тот — первый — день ее стажировки, когда откровенно забыл о ней, а потом встретил в лифте, видел их с пацаном, стоявших у тачки. Самого пацана в жизни не узнал бы, зато машину — да. Та же, что когда-то у Ланцовского дома. В тот день, когда он сам привез девочке гитару. Получается, таки помирились… Ну и славно.

Именно с такой формулировкой Корней тогда вроде как отмахнулся, вжимая газ сильнее, проносясь мимо пары, да только весь вечер чувствовал неудовлетворение. И снова стоило бы на что-то списать, а на что — не знал. И так каждый из дней, увенчанных принесенными в дом букетами.

Вплоть до сегодняшнего, когда…

Продолжая смотреть перед собой, Корней слышал, что в замке проворачивается ключ, тихо шурша, практически не издавая звуков, девочка заходит…

Проводит в коридоре немного времени — очевидно, снимая плащ, шаль, ботинки…

Тихо шмыгает носом… Бредет вглубь квартиры…

— Привет, — вздрагивает, услышав приветствие, хотя не должна бы — видела ведь, что свет горит. Вскидывает взгляд, вымучивает улыбку, но быстро отворачивается.

— Здравствуйте. Я к себе, если вы не против.

Тянется к ручке, довольно быстро скрывается в комнате, давая понять, что до его «против» ей особого дела нет. И лучшее, что Корнею остается, это, пожалуй, отпустить с миром, пожать плечами, выключить свет и последовать ее примеру. Но он…

Видит же, что с девочкой что-то происходит. Не знает только, что. А еще… Почему это вдруг волнует лично его.

Поднявшись с дивана, Корней прошел в коридор, остановился посредине, вложив руки в карманы и глядя на очередной букет — все такой же нелепый на его вкус. Все такой же ненужный — оставленный Аней на комоде.

И ему ведь должно быть все равно — и до цветов, и до бессердечной девочки, явно не оценившей стараний «самого лучшего», но ему почему-то хочется разобраться. Сильно. Настолько, что Корней снова поворачивается, делает шаг в сторону двери в ее спальню, стучит дважды…

Слышит тихое, будто пищащее даже: «войдите», и открывает дверь…

* * *

Аня не тешила себя иллюзиями, что все будет легко. Прекрасно понимала, что «легко» — это вовсе не о ней. Во всяком случае, не когда дело касается сердечных дел.

Вероятно, это что-то кармическое… Или наследственное… Она не знала. Но знала, что когда-то матери с любовью ой как не везло, а теперь, кажется, не везло уже ей.

Она ото дня в день пыталась… Так же старательно, как в учебе и на стажировке… Пыталась убедить себя, что у них с Захаром все получится. Придумывала уколы в сердце, когда он улыбался. Придумывала трепет, когда брал за руку. Придумывала восхищение, когда шутил…

Придумывала-придумывала-придумывала… Каждый вечер придумывала, а стоило машине его отца остановиться у вьезда в ЖК (дальше Аня обычно просила не ехать), попрощаться с ним, выйти… И становилось невыносимо. Стыдно и гадко. Перед ним и за себя.

Потому что у нее ничего не получалось. Сердце не хотело заводиться. Сердце по-прежнему начинало вырываться не тогда. Не из-за того. Ум позорно проигрывал. Высоцким стать не получалось.

Ноги еле доносили ее до жилья мужчины, ставшего неосознанным виновником всех бед и единственным возможным источником радости… Она не находила в себе силы ни держать до последнего лицо, ни даже устроить цветы, которые не были ни в чем виноваты, но которые будто напоминали о том, какая же она ужасная…

Захар ведь искренне старается. Искренне надеется. Искренне… Наверное, влюблен. А она…

Стерва, которая решила им воспользоваться. И у которой ничегошеньки не вышло…

Именно свидания, а не утренние пары, дневная работа в ССК и ночные подготовки к практикумам выматывали Аню до невозможности. Разом лишали и веры, и силы. Заставляли возненавидеть себя… И отчаяться.

И как-то по-особенному сильно ее ударило сегодня.

Она снова, как и каждый день, освободилась в семь, спустилась на первый этаж в набитом по завязку лифте, вышла за турникеты, увидела Захара, улыбнулась… Он потянулся за поцелуем, она подставила щеку… С благодарностью приняла цветы… С энтузиазмом согласилась на озвученный ей план вечера… И все проведенные вместе часы старалась. Чувствуя, как груз растет, а силы отступают… Чувствуя, что ничего не получается. Чувствуя, что и не получится никогда. Но не зная, что с этим делать.

Захар предлагал съездить в парк, посмотреть там кино — сегодня должны были показывать его любимую комедию, но Аня попросила пораньше завезти ее домой, сославшись на холод.

Почти не солгала, ведь внутри было очень холодно. Намного хуже, чем снаружи. А ведь октябрь на носу.

Выдержки хватило на то, чтобы попрощаться, дойти до нужного дома, тихо поздороваться с консьержем и остаться наедине с зеркалами в лифте…