пряностей, от которых моментально вспомнилось, что единственной едой за прошедшие сутки были два пачки печенья и баночка йогурта.

Аглая сглотнула голодные слюнки. Когда придется перекусить в следующий раз? С трудом оторвав взгляд от колеса, она сердито развернулась спиной к реке и постаралась переключить мысли с еды на что-нибудь более возвышенное. Например, подумать о том, что в нескольких километрах от нее лежит Париж. Тот самый, про который Илья Эренбург писал: «увидеть Париж и умереть». А перед этим стоит найти улицу с домом Варвары Юрьевны и взглянуть на него хотя бы одним глазом. Но поесть все равно надо. Она высыпала на ладонь кучку мелочи, выбрала монетку в один цент и зашвырнула ее в водопад, чтобы вернуться на это место еще раз.

«Загляни в ресторанчик, – побуждая к действию, горячо нашептывал внутренний голос, – посмотри одним глазком, за спрос не бьют. Вдруг там продаются дешевые булочки или свежий хлеб».

Заманчивые запахи из ресторанчика привлекали, и она пошла за ними, как овечка за дудочкой пастушка. Спешить не имело смысла. Скользнув между машинами на стоянке, она оценила себя в боковое зеркальце и пригладила волосы. За время путешествия юбка внизу ободралась бахромой, и Аглая подумала, что со стороны выглядит солидной клошаркой с изрядным опытом бродяжничества. Вещей нет, денег нет, дома нет. Мобильный телефон и тот отсутствует.

На небольшой площадке в основном стояли грузовики и фургончики, но было и несколько дорогих легковушек. Из «ауди» выпорхнула девушка с бритой головой, а в «пежо» приехал толстый мужчина в бусах и с круглой серьгой в ухе. Когда через двор пробежала девчушка с охапкой багетов, которые она несла как дрова, Аглая поняла, что в кусочке булки ей не откажут.

От приятного, уютного местечка и надежды на обед настроение резко поползло вверх. Мирная тишина располагала к покою, и не хотелось думать о том, что негде ночевать и некуда преклонить голову. Пусть будет что будет, как говорится: на кого Бог пошлет.

Вечерело, и над входом в шале загорелись несколько фонарей, выполненных в виде керосиновых ламп. Открывались и закрывались двери. Рядом с Аглаей остановилась машина, выпустив стройного молодого мужчину в черных джинсах и полосатой рубахе. Стильные очки придавали ему вид молодого профессора. Мельком глянув в ее сторону, он вошел в шале уверенной походкой завсегдатая, и Аглае на миг стало обидно, что она не принадлежит к его миру.

Но есть ли повод для расстройства, когда над головой простирается дивное бордовое небо с оранжевыми языками закатного солнца?

Она боялась, что в шале сочтут ее нищенкой, и потому медлила войти, отвлекаясь на всякие мелочи типа воробышка на урне или смешного утенка на лобовом стекле машины бритой девушки. Машины приезжали и уезжали, из ресторанчика выходили довольные и сытые люди, а Аглая все сидела и сидела на широкой деревянной лавке под парусиновым навесом и слушала, как ветер громко хлопает тканью о каркас.

Обзор на шале перекрыл грязный автобус, который пыхнул по ногам струйкой дыма из выхлопной трубы. Собравшись с духом, Аглая, наконец, двинулась вперед. Автобус открыл двери, и она тотчас оказалась окружена смуглолицей толпой. Люди один за другим вылезали из автобуса и скоро запрудили собой весь пятачок автостоянки. От их тел, пропахших потом и гарью, исходила какая-то особенная, тугая энергия, разрядами пульсирующая в воздухе.

Ее толкали в спину, хватали за руки, трогали волосы. Пространство улицы заполняли непривычные уху крики на арабском языке вперемежку с английскими и французскими фразами. Несколько раз Аглая уловила «Лампедуза» и «Италия».

Откуда-то из глубины автобуса мужчины вытолкнули вперед двух женщин, по глаза закутанных в черные хиджабы. За их платье цеплялось несколько малышей, в руках каждая держала по орущему младенцу. Уверенно глядя перед собой, женщины пошли по направлению к ресторану, откуда выглядывали встревоженные лица посетителей. Скопище людей колыхнулось им вослед, таща за собой Аглаю, словно она была тряпичной куклой.

Невысокий толстячок в поварском колпаке, раскинув руки, пытался задержать поток людей, но его отмели в сторону. У дверей ресторана образовалась давка. Тонко и хрустко зазвенело разбитое стекло.

Происходящее сейчас напоминало Аглае безумие.

– Пустите, я хочу уйти, – прокричала она по-русски, потому что ничего другого не приходило на ум. Как ни странно, но ее слова возымели действие, потому что стоящие рядом на миг расступились, и Аглаину руку схватила чья-то сильная пятерня.

Высокий, седовласый мужчина приблизил к ней лицо со сверкающими глазами:

– Русская?

– Да.

Вытянув шею, он кинул в толпу несколько отрывистых слов, и Аглая почувствовала, что толчки в спину ослабли, и возле нее образовалось свободное пространство.

– Мы любим русских, они друзья, но тебе надо уходить.

Он говорил по-русски с сильным акцентом, но вполне понятно:

– Мы беженцы. Ливия. Идем в Германию. Если хочешь с нами, то выброси паспорт, – он твердо сжал рот. – Европа разбомбила наши дома, убила наших детей, пусть теперь кормит и поит.

– Нет, я в Россию.

Он кивнул головой, отпуская ее руку:

– Иди. Храни тебя русский Бог.

«Может, Бог теперь действительно русский?» – машинально отметила про себя Аглая, потому что все ее мысли были заняты тем, как отделиться от толпы и выйти наружу. Чтобы не снесло потоком, она крепко ухватилась за ручку автомобиля, и, к ее изумлению, дверца призывно распахнулась.

Упускать единственный шанс было нелепо. Аглая проскользнула в приоткрывшуюся щель и перевела дух.

* * *

Филипп считал кухню месье Бернара самой вкусной едой на свете, за исключением маминых пирожков с капустой и рублеными яйцами. Ими он мог бы питаться вечно. Когда воображение создало в мозгу противень, заполненный золотисто-глянцевыми спинками, украшенными крученым гребешком посредине, Филипп понял, что очень голоден.

«Мама, в свою очередь, научилась печь от бабушки Тани, а бабушка Таня еще от кого-то. Вот так и катится колобок из века в век. Казалось бы, ерунда – пирожок с капустой, а за ним стоят поколения», – он подумал, что его сегодня тянет на философию, и счел это добрым знаком выздоровления от Тессы.

Простая обстановка шале месье Бернара вносила в душу гармонию стабильности. Филипп обвел взглядом знакомый зал с закопченными от времени балками и рядами дубовых столов и крепких стульев. Пожалуй, единственной уступкой современности было то, что вместо свечи на каждом столе стояла имитация керосиновой лампы с мерцающим светодиодом.

Как случалось каждый вечер, ресторан месье Бернара не пустовал. У входа ужинали трое водителей – Филипп припарковался возле их грузовиков, за следующим столом работала вилкой лысая девушка. Филипп оценил чистоту ее профиля, достойного кисти