Предлагая мир, Наполеон, вероятно, хотел выиграть время для дипломатических, да и военных маневров. Вышло же так, что он потерял все. Авторитетные специалисты резонно полагают, что если бы Наполеон начал отступать утром 17 октября, то до рассвета 18-го мог бы отвести свои войска в порядке за р. Эльстер[1220]. Но полдня он прождал, не примут ли союзники его мирное предложение. Когда же к вечеру 17 октября, не дождавшись ответа, он решил отступать, уже было поздно. На рассвете 18-го союзники атаковали его по всему фронту. Три союзных монарха, отслужившие в ночь с 17 на 18-е молебен Всевышнему о даровании им победы над «антихристом»[1221], теперь уповали и на Божью помощь, и на двойное превосходство своих войск в численности.

Второй день битвы стал еще более кровавым, чем первый. Войска союзников сражались не столько умением, сколько числом, ибо Шварценберг слишком полагался на трех монархов, а монархи - на него. Пожалуй, на высоте положения как военачальники были в тот день только русские генералы (М. Б. Барклай де Толли, Н. Н. Раевский, М. А. Милорадович, М. И. Платов) и пруссак Г. Л. Блюхер. Наполеон делал все возможное, чтобы не уступить. Имея вполовину меньше войск, он и здесь умудрялся создавать в решающих пунктах численное превосходство. Был момент, когда он лично повел 5-тысячный кавалерийский резерв Старой гвардии в атаку, чтобы взять обратно захваченную противником деревню Пробстейд (свою опорную базу), а затем вернулся на Тонберг[1222]. Оттуда он и увидел в самый разгар битвы, как вся саксонская рать, сражавшаяся в его рядах, вдруг перешла на сторону союзников и, повернув свои пушки, начала палить из них по французам.

Французы сочли едва ли не главной причиной своего поражения под Лейпцигом именно этот эпизод, которому, как заметил А. И. Михайловский - Данилевский, «военные летописи не представляют подобного»[1224]. Такой взгляд на «битву народов», конечно, наивен. Саксонцев было не так много, чтобы их измена могла решить исход битвы: по точным подсчетам Анри Лашука, их было отнюдь не 30 тыс., как считают некоторые французские историки, а всего 4544 человека, из которых 24 офицера и 593 солдата «сохранили верность своему королю»[1225]. Зато в моральном отношении измена саксонцев ударила по войскам Наполеона очень больно. Правда, император строго приказал своему адъютанту О. Ш. Флао, доложившему, что саксонцы предали Францию: «Никому ни слова об этой низости!»[1226] Но возможно ли было скрыть от французских войск такой «нож в спину»? Не зря, как подметил Хилэр Беллок, «с того дня “саксонцами” на жаргоне французской армии называют людей, которые ведут себя подобным образом - даже при игре в карты»[1227].

К концу дня 18 октября Наполеон, несмотря на измену саксонцев, удержал свои позиции. Его уже обстрелянные в битвах под Лютценом, Бауценом, Дрезденом новобранцы показали себя достойными наследниками Великой армии былых лет. Маршалы (Ней, Макдональд, Виктор, особенно Мюрат[1228]) в его присутствии и под его руководством тоже старались - хотя и с меньшим энтузиазмом - действовать, как в былые, победные, времена. Но и союзные (большей частью русские) войска сражались не хуже. Наполеон всегда умел отдать должное своим противникам. Вот характерный эпизод «битвы народов»: когда был взят в плен и представлен Наполеону покрытый 18 ранами рядовой гренадер лейб - гвардии Финляндского полка Леонтий Куренной, император особым приказом «поставил его в пример своим войскам и отпустил из плена»[1229].

К вечеру 18 октября Наполеон понял, что еще один день он не продержится. В ночь с 18 на 19-е последовал его приказ - отводить войска с поля битвы через Лейпциг за р. Эльстер. Утром 19-го на Тонбергском холме, где три дня располагалась ставка Наполеона, появились Александр I, Франц I и Фридрих - Вильгельм III. Они обязали Шварценберга преследовать французов со всей энергией и, если понадобится, штурмовать Лейпциг.

Наполеон в течение ночи и предрассветного утра в высшей степени организованно успел вывести из Лейпцига 100 тыс. человек. Единственный каменный мост через Эльстер он приказал взорвать, как только переправится его арьергард и появится авангард союзников. Однако начальник саперов полковник инженерных войск Монфор куда-то отлучился, а временно заменивший его капрал, неизвестно почему (возможно, он принял показавшихся вдалеке уланов Понятовского за казаков), взорвал мост слишком рано; на том берегу оставались еще 28 тыс. французов во главе с Понятовским и Макдональдом[1230]. У взорванного моста началась паника. Солдаты и офицеры, генералы и маршалы бросались через Эльстер вплавь. Макдональд спешился и переплыл. Понятовский же, лишь накануне получивший звание маршала, погиб: он бросился в реку на коне, не умея плавать, был ранен и утонул[1231].

Преследуя французов, союзники вступили в Лейпциг и подвергли обстрелу из всех видов оружия улицы города, по которым уходили к Эльстеру войска Наполеона. «Чтобы спасти город, - читаем в авторитетнейшем семитомнике “Отечественная война и русское общество”, - Наполеон предложил союзникам заключить на несколько часов перемирие, обязуясь за это время очистить Лейпциг. После решительного отказа коалиционеров в перемирии несколько генералов предложили императору зажечь городские предместья и отступить, пользуясь замешательством союзной армии. Но Наполеон не мог решиться на это и, спасая город, погубил почти столько же своих людей, скольких стоила ему трехдневная битва»[1232]. По версии Вальтера Скотта, «возможно, в эту минуту Бонапарт вспомнил об искренней преданности короля Саксонии Фридриха Августа . Поджечь его столицу было бы проявлением черной неблагодарности за многие годы совместных трудов и битв»[1233]. Кстати, именно в это утро, 19 октября, Наполеон простился с Фридрихом Августом, «освободив его от всех обязательств, их до сих пор связывавших, и предоставил ему полную свободу вступать в любые союзы, необходимые для безопасности его государства»[1234].