Шрифт:
Интервал:
Закладка:
напоминали, что наступил разгар лета. Пизон мог бы вечно смотреть на птиц, но сон грозил лишить его этого удовольствия. Он растянулся у своей
палатки, смертельно уставший. Измученный. Сражение в жестокой жаре
истощало его, но последующая помощь в строительстве одного из армейских
лагерей забрала его последние силы. Даже горе, которое он испытывал по
Кальву, было притупленным.
К вечеру отступили последние германцы. Многие римские войска уже
вернулись, но колонны продолжали отходить с поля боя. Солдаты выглядели
истощенными. Сообщалось, что люди падали не только от истощения и
солнечной лихорадки, но и от жажды.
Все еще ощущая сухость во рту, Пизон приподнялся на локте и сделал
глоток из своего кожаного меха. Еще один поход к Висургис должен был
состояться на рассвете – он получит разрешение от Тулла взять с собой
дюжину человек. Пизон намеревался незаметно окунуться в реку, когда
представится случай – смыть сегодняшнюю кровь, пыль и грязь было бы
прекрасно.
От восхитительного аромата выпекаемого хлеба у него заурчало в
животе. Он сел.
Настала очередь Метилия готовить, но из-за ушибленной ключицы он
временно стал одноруким. Хирург отправил его обратно к товарищам — Я в
лучшей форме, чем большинство бедных ублюдков в госпитале, — заявил он, 194
Метилий максимально использовал свое положение инвалида. — Давай, Дульций, — сказал он. — Эти хлеба начинают подгорать.
— Да, Метилий прав, — сказал Пизон, радуясь, возможности посеять
смуту.
Дульций, еще более покрасневший, чем когда-либо, благодаря солнцу и
огню, за которым он ухаживал, нахмурился. — Вот! — воскликнул он, протягивая Метилию длинные железные щипцы. — С твоей левой рукой все
в порядке, не так ли?
— Они горят! — воскликнул Метилий, скорее указывая, чем беря
щипцы.
С проклятием, от которого волосы побелели, Дульций поднял одну из
пресных лепешек, украшавших большие плоские камни, окружавшие огонь.
Основной продукт кампании, они готовились путем непрерывного вращения
в направлении нагрева, что требовало большой бдительности и немалого
терпения. — Лови! — Дульций швырнул хлеб, заставив Метилия пригнуться
или получить удар по голове. Он приземлился на землю позади него.
— Он весь в пыли. И сгорел, — пожаловался Метилий, но все были
слишком заняты смехом, чтобы слышать.
— Как будто вы никогда не делали того же, -- сказал Пизон, когда
веселье улеглось.
С лепешкой на коленях, стряхивая с нее грязь, Метилий сердито
посмотрел на него.
— Пизон. — Дульций подбросил в воздух еще один кусок хлеба.
Пизон схватил его обеими руками. Горячий, местами подгоревший, местами не пропекшийся, он был вкуснее, чем многие нормальные блюда, которые он ел. — У кого-нибудь есть вино?
— У меня есть, — кисло ответил Метилий.
— Так достань его, — потребовал Пизон.
— Да, а то у меня во рту пересохло. — добавил Дульций.
Метилий не очень любезно отдал свой бурдюк. Он ходил за ним, пока
он тот шел вокруг костра. Когда Дульций протянул руку, Метилий выхватил
бурдюк. — Ты ничего не получишь, придурок, пока я не съем еще одну
лепешку. Вон та – самая лучший.
Угрюмый Дульций протянул прекрасный, хорошо пропекшийся хлеб.
Метилий, который догадался поставить свое вино позади себя, взял лепешку
с ухмылкой. — Вот так, — сказал он, подталкивая бурдюк своей сандалией.
— Один глоток, имей в виду.
Хитрый Дульций незаметно достал свою собственную глиняную чашу
и, пока Метилий ковырялся с лепешкой налил себе изрядную порцию. —
195
Спасибо, брат, — сказал он, возвращая изрядно опустевший бурдюк к ногам
Метилия.
Метилий сразу понял, что произошло. — Ты мерзавец! — С лепешкой
в здоровой руке, он мог только броситься к чаше Дульция. Дульций, смеясь, отскочил в сторону, но нечаянно сунул сандалию в огонь. Полетели искры, треснуло дерево, и он с потрясенным ревом отпрыгнул от опасности.
Пизон, Метилий и остальные рухнули от смеха. Дульций топтался на
месте и яростно глотал вино, большего всего была задета его гордость.
— Я бы хорошо заплатил, чтобы увидеть это на сцене, — сказал Пизон, вытирая слезы с глаз. — Вам двоим следует объединиться, когда вы покинете
армию. Я уже вижу объявления: «Метилий и Дульций — клоуны, акробаты и
обычные дураки. Три представления в день».
И Метилий, и Дульций сказали ему, что он может сделать с его
предложением, и ухмыляющийся Пизон пожал плечами. — Ни в чем другом
ты не будешь хорош, я бы серьезно об этом подумал.
— Кто в чем не будет хорош? — прогремел Тулл, ковыляя к их огню.
Пизон объяснил, внутренне радуясь, увидев здорового и относительно
невредимого Тулла. «Не было человека в центурии или его когорте, который
не беспокоился бы о его травме», — подумал Пизон. — Приятно видеть