мешает дышать. Паника, безнадежность. Он потерял ее! И сам приложил к этому руку.

— Розамунд! — крикнул он, замечая, что голос стал горьким. — Постой! Прости меня!

Но рыжеволосая акробатка не слышала его. Она скрылась в одном из шатров, пропала для него. Навсегда.

10.

Алан потерял всякое желание жить. Еда не привлекала его, как и свежий воздух, и красота этих мест. Он просыпался, шел на репетиции, затем возвращался в общий шатер, падал на кровать и засыпал. На его лице не было улыбки, а глаза были полны мрака. Ему было тошно слышать имя Розамунд или Маркуса. Ему снова хотелось сбежать, но куда он пойдет теперь?

Он ненавидел себя не меньше, чем в нем разочаровалась сама Розамунд. Алан винил себя за свой поступок, и даже специально морил себя голодом. За пару недель он сильно исхудал, и однажды Босс вызвал его на разговор.

— Послушай, пацан, ты меня напрягаешь. Можешь сделать мину попроще? У тебя такой взгляд, как будто на твоих глазах котят топили. Зрителям это не нравится. Во время твоего номера им становится тебя жалко и неуютно. Ты должен вызывать смех, а не жалость!

Алан прикусил губу и посмотрел на Босса взглядом, в котором смешалась обида, отчуждение и злость. Да что этот Босс вообще понимает? Ерунда весь этот цирк! Ему хотелось сказать в лицо все, что он думал об этом месте и его актерах, но вовремя удержался. Это место все еще было его домом. Ему больше некуда идти. Нужно было терпеть, как он терпит «задир».

— Понял вас. Я постараюсь, — попытался Алан вложить в голос как можно больше уважения. Получалось плохо. Босс покачал головой, удовлетворенный ответом, но не тоном.

— Завтра у нас здесь будет последнее выступление. Постарайся все плохое оставить в этом городе, а в следующем начать все с чистого листа. Иди репетируй.

Он хлопнул Алана по плечу, тот кивнул и, склонив голову, поплелся за столик с остальными клоунами. Дурацкое чаепитие.

Как он мог оставить все в прошлом, в этом городке, если боль будет теперь всегда преследовать его? Он каждый день видит Розамунд, видит Маркуса. Видит, как они держатся рядом и улыбаются друг другу. Своим поступком он только сблизил их.

В тот день внутри Алана что-то сломалось. После очередной шуточки одного из «задир» не по сценарию, он плеснул содержимое своей чашки в лицо актера. На счастье, чай был не горячим, но было все равно неприятно. Поднялся крик, Алан сжал кулаки, впервые в жизни надеясь применить их для того, чтобы врезать кому-нибудь. Его грубо взяли за плечи и вывели на свежий воздух.

— В следующий раз попадешь за пределы цирка, — пообещал ему один из «задир». — Иди погуляй, развейся. И возвращайся, когда дурь из головы выветришь.

Алан опустил голову и побрел куда глаза глядят. Он чувствовал себя униженным, одиноким. И его переполнял гнев. Говорят, что великаны до последнего стоят за свою честь, и гнев в их крови не утихает, пока они не совершат свою месть. Может, это кровь великана не дает ему успокоиться? А может и человеческая, принадлежавшая дикой охотнице и искательнице приключений?

Ноги сами привели его к обрыву, с которого открывался прекрасный вид на окружающий мир. Такой красивый и великолепный — горы, водопады. Природа молчаливо созерцает, наблюдая за страстями людей и прочих существ.

У обрыва уже сидели двое. Рыжеволосая голова лежала на плече молодого человека. От всей этой картины должно было веять спокойствием и безмятежностью. Но в груди Алана это вызвало настоящий гнев.

Не помня себя от злости, он подбежал к ним, разрушая иллюзию спокойствия. Дернул за руку Маркуса, вырывая его из объятий Розамунд. Девушка вскрикнула от неожиданности.

— Алан?! Прекрати! — вскрикнула она.

Маркус легко освободил свою руку и толкнул Алана на землю.

— Камень, что тебе от нас нужно?

Алан, несмотря на то, что Маркус нависал над ним, и у того было преимущество, с яростью смотрел прямо в глаза соперника. Если бы они были волками, то давно сцепились в драке.

— Отстань от Розамунд. Ты ее недостоин! — выкрикнул Алан.

Маркус захохотал, глядя сверху на поверженного на землю великана.

— Смешно! А ты, значит, ее достоин? Обманщик и подлец. К тому же полукровка.

— Прекратите! Оба! — крикнула Розамунд, вставая между ними. Она сделала глубокий вздох. — Маркус, не обращай на него внимание. А ты, Алан, отстань от нас.

Она бросила на него пренебрежительный взгляд. Она не хотела его видеть больше никогда. Нет, он не мог этого стерпеть.

— Розамунд, прошу! — Алан поднялся на одно колено и схватился рукой за ее подол платья. Маркус, увидев это, ударил Алана сапогом по руке.

— Не трогай ее своими погаными руками! И даже разговаривать не смей, ничтожество!

Маркус плюнул в Алана. Полувеликан потер ушибленную руку и стал медленно подниматься, глядя на то, как Розамунд пытается утянуть Маркуса с места стычки. Маркус смеялся. Он, в отличие от Розамунд, не чувствовал нарастающую угрозу.

— Пойдем отсюда, — девушка продолжала тянуть Маркуса за собой, в сторону цирка.

— Погоди, Роза. Если его не проучить, он и дальше будет портить нам жизнь.

Он схватил Алана за грудки, и как следует встряхнул. Они были почти одного роста, но у Маркуса было преимущество в виде множества тренировок, да и питался он в последние дни получше Алана. Полувеликан все равно попытался высвободиться из его хватки, как вдруг Маркус подошел прямо к пропасти, и Алан опасно навис над обрывом. Камни под ногами стали непослушно осыпаться.

— Маркус! Что ты делаешь! — испуганно вскрикнула рыжеволосая.

Маркус не слушал его. Одной рукой он держал Алана за ворот рубахи, другой — за шею. Глаза обоих налились гневом.

— Еще раз посмеешь встать между нами, — тихо говорил Маркус, выделяя каждое слово, — и полетишь вниз, не успеешь крикнуть «мама».

Алан схватился за руку Маркуса, пытаясь отцепить ту от своей шеи. Краем сознания он понимал, что Маркус просто его пугает, он не осмелиться сбросить его в обрыв. Но все сознание заволокло гневом. Маркус ничем не лучше Алана! Так почему Розамунд выбирает его?

Дальнейшие секунды происходящего сгорели в огне ярости. Не помня себя, Алан резко вывернул руку соперника. И в следующее мгновение уже Маркус оказался над обрывом. Где-то далеко кричала Розамунд, но ее голос не мог уже пробиться сквозь огненную бурю эмоций.

«Розамунд уже больше никогда не простит меня. И никто не простит. Все будут думать, что я тупой великан, с большим сердцем, в которое так приятно тыкать своим зонтиком.