— В точку, — подтвердил я. — Правда, не в одном, а в двух, но не важно. Мы не можем вдаваться в детали, но суть вот в чем: у нас есть свидетельства, что в понедельник ночью Кэти убили в помещении хранилища, а во вторник держали ее труп в домике для инструментов. Причем замки не были взломаны. О чем, по-твоему, это свидетельствует?

— Не знаю.

— Это свидетельствует о том, что мы ищем человека с ключами. То есть тебя, Марка и доктора Ханта. Но у Ханта есть алиби.

Дэмиен поднял руку как школьник.

— Но у меня тоже есть алиби.

Он с надеждой посмотрел на нас, но мы покачали головами.

— Извини, — произнесла Кэсси, — ночью твоя мать спала, она не может за тебя ручаться. И потом, ты знаешь, матери… — Она улыбнулась и пожала плечами. — Я, конечно, не сомневаюсь в правдивости слов твоей мамы, однако обычно они готовы на все, чтобы вызволить ребенка из беды. Да благословит их Бог, но на практике это значит, что мы не можем полагаться на их слова.

— У Марка та же проблема, — вставил я. — Мел говорит, что ночью находилась с ним, но она его подруга, а подруги почти так же ненадежны, как матери.

— Так что если тебе есть что сообщить, Дэмиен, — продолжила Кэсси, — сейчас самое время.

Молчание. Он отпил из банки, посмотрел на нас невинными голубыми глазами и пожал плечами.

— Ладно, — кивнул я. — Я хочу, чтобы ты кое на что взглянул.

Я начал не торопясь копаться в папке — Дэмиен не сводил взгляда с моих рук — и вытащил стопку фотографий. Раскладывая их перед ним на столе, я брал в руку и подолгу рассматривал каждый снимок, заставляя Дэмиена ждать.

— Кэти и ее сестры в прошлое Рождество, — пояснил я.

Искусственная елка в красных и зеленых огоньках; Розалинда в синем бархате, с лукавой улыбкой обнявшая двух близняшек; смеющаяся Кэти в белой дубленке, и Джессика — в бежевой, тоже с улыбкой, но неуверенной, зыбкой и неопределенной, как отражение в воде. Дэмиен машинально улыбнулся.

— Кэти на семейном пикнике, два месяца назад.

Снимок с зеленой лужайкой и сандвичем.

— Она счастлива, правда? — спросила Кэсси. — Собиралась в балетную школу, все еще только начиналось… Знаешь, я рада, что она была счастлива, перед тем как…

Фотография с места преступления: девочка, распростертая на алтарном камне.

— Кэти, после того как ты ее нашел. Помнишь?

Дэмиен дернулся в кресле, но взял в себя в руки и затих.

Еще один снимок с места преступления, крупным планом: запекшаяся на лице кровь, приоткрытый глаз.

— На том же месте: там, где ее оставил убийца.

Фотография из прозекторской.

— Кэти на следующий день.

У Дэмиена вырвался судорожный вздох. Мы отобрали самую ужасную картинку: лицо наполовину содрано с черепа, чья-то рука в перчатке указывает на пролом над ухом, слипшиеся волосы, осколки кости.

— Трудно на это смотреть? — пробормотала Кэсси как бы самой себе.

Ее пальцы тронули последний снимок, коснулись щеки Кэти. Она взглянула на Дэмиена.

— Да, — выдавил он.

— Мое мнение, — заметил я, откинувшись на стуле и постучав пальцем по фото, — что поступить так с маленькой девочкой мог лишь псих. Какое-то безмозглое животное, которому нравится мучить беззащитных жертв. Но я всего лишь детектив. Здесь присутствует детектив Мэддокс, она изучала психологию. Ты знаешь, кто такой профилист, Дэмиен?

Он покачал головой. Его взгляд был все еще устремлен на снимки, хотя я сомневался, что он видит их.

— Специалист, составляющий психологический портрет преступника. Детектив Мэддокс — наш официальный профилист, и у нее есть своя теория насчет того, что за человек мог это совершить.

— Дэмиен, — проговорила Кэсси, — я хочу тебе сказать вот что. С самого начала я считала, что преступление совершил человек, который на самом деле не хотел этого делать. Он не насильник, не убийца, ему не нравится причинять боль. Просто ему пришлось так поступить. У него не было выбора. Я говорила это с первого дня расследования.

— Верно, — подтвердил я. — Мы все считали, что это бред, но она твердо стояла на своем: он не психопат, не серийный убийца и не педофил. — В лице Дэмиена что-то дрогнуло. — Что ты об этом думаешь, Дэмиен? Кто мог ее убить — больной ублюдок или человек, который никому не желал зла?

Он попытался пожать плечами, но их так свело от напряжения, что получился какой-то гротескный жест. Я встал, медленно обошел вокруг стола и прислонился к стене.

— Конечно, мы ничего не можем знать наверняка, пока он сам нам не сообщит. Но представим на минуту, что детектив Мэддокс права. Все-таки она профессионально занималась психологией, и я готов признать, что она разбирается в этом лучше нас. Допустим, парень не насильник, не хотел никого убивать. Просто так получилось.

Дэмиен затаил дыхание.

— Я встречал подобных людей раньше. Знаешь, что с ними случается потом, Дэмиен? Они превращаются в живые трупы. Не могут с этим жить. Я знаю много таких парней.

— Мы понимаем, как это тяжело. — мягко заметила Кэсси. — Знаем, что произошло, и преступник знает, что мы знаем, но боится признаться. Он думает, тюрьма — самое худшее, что может с ним случиться. Но он не прав. Потому что всю оставшуюся жизнь он будет просыпаться с ощущением, будто все случилось вчера. Каждую ночь его будут душить кошмары. Он надеется, что со временем это пройдет, но ошибается.

— И рано или поздно, — добавил я, — у него произойдет нервный срыв, и остаток дней он проведет в камере для буйных, под завязку накачанный лекарствами и с мозгами набекрень. Или прикрутит в перилам веревку и сунет голову в петлю. Часто, Дэмиен, очень часто они не могут заставить себя дожить до следующего дня.

Разумеется, это была полная чушь. На несколько десятков нераскрытых преступлений я знал только один случай, когда злоумышленник убил себя, да и то он был психически болен и не принимал лекарств. Большинство жили как ни в чем не бывало, работали, ходили в пабы и водили детишек в зоопарк, и если у них и появились угрызения совести, то они держали их при себе. Я лучше многих понимал, что человек действительно может привыкнуть ко всему на свете. То, что вначале казалось немыслимым, постепенно становится допустимым, а затем воспринимается чуть ли не нормой. Но Кэти умерла месяц назад и у Дэмиена не было времени, чтобы это осознать. Он сидел с банкой в кресле и дышал так, словно каждое движение причиняло ему боль.

— А знаешь, кто выживает, Дэмиен? — произнесла Кэсси. Она перегнулась через стол и накрыла ладонью его руку. — Те, кто признается. Те, кто отсиживает срок. Через несколько лет они выходят из тюрьмы и начинают все сначала. Лицо жертвы уже не стоит перед ними всякий раз, когда они закрывают глаза. Им не надо бояться каждую минуту, что сегодня их схватят и арестуют. Они не вздрагивают от испуга, заметив полицейского или услышав стук в дверь. Поверь мне: в конечном счете только эти люди остаются по-настоящему свободными.