— Это не может быть отбеливатель или хлорка? — на всякий случай спросила Кэсси.

Люминол может давать ложную реакцию с любыми веществами — от чистящего порошка до меди, но мы знали, что Софи не стала бы нас звать, не проверив все как следует.

— Мы взяли мазок, — ответила Софи, и я уловил сухие нотки в ее голосе. — Это кровь.

Меня вдруг охватило чувство нереальности. В последнее время я много думал о Кирнане, о его уютном домике на побережье и кошмарах по ночам. Мало кому из детективов удается уйти на пенсию, не имея на совести хотя бы одного проваленного дела, и какой-то ехидный голос внутри меня часто твердил, что операция «Весталка» — как раз мой случай. Теперь во мне что-то поспешно и почти болезненно перестраивалось, привыкая к мысли, что преступник не безликая фигура, явившаяся ниоткуда и исчезнувшая в никуда, сейчас он сидит в столовой недалеко от нас, сушит облепленные грязью сапоги и попивает чай под присмотром хмурого О'Гормана.

— Ну вот, — произнесла Софи.

Она выпрямилась и включила лампочку. Я растерянно смотрел на чистый пол.

— Взгляните, — пробормотала Кэсси.

На нижней полке лежат один из тех больших полиэтиленовых пакетов, в которых археологи хранили черепки.

— Если совок случайно попал под руку…

— Да ладно вам, — буркнула Софи. — Мы проверим все пакеты в радиусе мили.

В следующий момент мы услышали, как что-то громко забарабанило по окнам и по крыше: начался дождь.

Остаток дня дождь лил как из ведра; пробежав несколько ярдов от домика до машины, можно было промокнуть до нитки. Порой над холмами сверкали молнии и слышались раскаты грома. Мы оставили криминалистов делать свою работу, забрали Ханта, Марка и Дэмиена (а заодно обиженного Шона: «Я думал, мы партнеры!») и отвезли на работу. Подыскав подходящую комнату для допросов, мы стали проверять их алиби.

С Шоном все оказалось просто. Он делил квартиру в Рэтмайнсе с еще тремя парнями, которые помнили ночь убийства Кэти. Вечером одна из подружек справляла день рождения, и они отправились на вечеринку, где Шон веселился до четырех утра, пока его не стошнило на чьи-то ботинки и он не заснул на диване. Человек тридцать могли подтвердить, где Шон находился и какую музыку слушал.

Трое других были под вопросом. Алиби Ханта подтверждала только жена, а Марка — Мел. Дэмиен жил в Рэтфарнхэме с овдовевшей матерью, которая рано ложилась спать, но не сомневалась, что ее сын находился дома до утра. Детективы терпеть не могут подобных свидетелей, ненадежных и упрямых. Я могу рассказать десятки случаев, когда мы знали «кто, как, где и почему», но все дело разбивалось о какую-нибудь мамочку, со слезами на глазах клявшуюся, что ее сынок весь вечер смотрел телевизор.

— Ладно, — сказал О'Келли, когда мы разобрались с Шоном и отпустили его домой. Он простил меня и дружески пожал руку, после чего осведомился, нельзя ли ему продать историю газетам. Я заверил, что, если он это сделает, каждый вечер лично буду наведываться с обысками на его квартиру. — Один выбыл, трое остались. На кого делаете ставки, парни?

Теперь, когда подозреваемый сидел в соседней комнате, — хотя мы пока не знали, кто из троих, — шеф заметно повеселел.

— Дэмиен, — произнесла Кэсси. — Подходящий тип.

— Марк признал, что в тот день находился там, — заметил я. — И он единственный, у кого есть хоть какой-то мотив.

— Насколько нам известно. — Я понял ее намек, но не собирался касаться темы наемного убийства; по крайней мере не в присутствии О'Келли или Сэма. — И я не вижу его в этой роли.

— А я вижу.

Кэсси закатила глаза — нормальная реакция; я боялся чего-нибудь похуже.

— О'Нил? — спросил О'Келли.

— Дэмиен, — ответил Сэм. — Я приносил им чай. Только он взял чашку левой рукой.

Мы с Кэсси опешили, потом расхохотались. Шутка дошла не сразу — я уже давно забыл про леворукость, — но нервы у нас были так натянуты, что, начав смеяться, мы не могли остановиться. Сэм усмехнулся и пожат плечами, довольный произведенным эффектом.

— Не знаю, над чем вы ржете, — буркнул О'Келли, но у него тоже дрогнули губы. — Вам бы такую наблюдательность. А то болтаете про «кажется» или «не кажется»…

Меня уже душил смех, лицо покраснело, на глазах выступили слезы. Я закусил губу, чтобы успокоиться.

— О Господи, — выдохнула Кэсси. — Сэм, что бы мы без тебя делали?

— Ладно, хватит развлекаться! — приказал О'Келли. — Вы двое возьмите Доннели. О'Нил, бери Суини и еще кого-нибудь и прижмите Хэнли. А я найду пару парней, чтобы поболтать с Хантом и проверить свидетелей по алиби. Райан, Мэддокс, О'Нил — нам нужно признание. Без разговоров. — Он с оглушительным скрипом развернул свой стул и вышел из комнаты.

— Хорошая работа, парни! — воскликнул Сэм и пожал руку мне и Кэсси; рукопожатие было крепким и теплым. — Удачи.

— Если убийцу нанял Эндрюс, — заметил я, когда мы с Кэсси остались одни, — разразится скандал века.

Кэсси молча пожала плечами и допила кофе — день был очень длинным, и мы все подхлестывали себя кофеином.

— Как нам лучше за это взяться? — спросил я.

— Разговор надо вести тебе. В женщинах он ищет опоры и сочувствия: я буду иногда гладить его по головке. А мужчины его пугают, так что особенно не наседай. Если переборщишь, он впадет в ступор и захочет спрятаться. Не торопись и больше жми на совесть. Думаю, он с самого начала был в сомнениях и его все это здорово гнетет. Если давить на чувство вины, рано или поздно он сломается.

— Ладно, идем, — произнес я.

Мы пригладили волосы и дружно зашагали в комнату, где нас ждал Доннели.

Это был конец нашего партнерства. Мне бы хотелось подробно рассказать о ремесле допроса, о его странной и жестокой красоте, похожей на бой быков; о том, как это красота сияет в каждом слове, в каждой фразе напряженных и отточенных до совершенства диалогов, даже если речь идет о самых гнусных преступлениях, совершенных полным идиотом; о том, что великие детективы, как и великие танцоры, могут угадывать мысли и движения друг друга, сливаться в единое целое, исполняя свой чудесный танец. Я не знаю — и вряд ли узнаю, — были ли мы с Кэсси великими детективами — скорее всего нет, — но нам удалось создать команду, достойную учебников истории и песен бардов. Это был наш последний и лучший танец, который мы исполняли в тесной комнате с хлеставшим за окном дождем для одного-единственного обреченного и зачарованного зрителя.

Дэмиен сидел съежившись в кресле, притихший и напряженный, с нетронутым чаем. Когда я зачитал стандартное предупреждение, он посмотрел на меня так, словно я говорил на урду.

Месяц, миновавший после смерти Кэти, не пошел ему на пользу. Дэмиен был в широких штанах-хаки и обвисшем джемпере, но я заметил, что он сильно похудел и даже как будто уменьшился в росте. Его херувимская внешность подувяла, под глазами появились лиловые мешки, а между бровей прорезалась первая морщина. Цветение юности, которое могло длиться еще несколько лет, блекло буквально на глазах. Пока перемены были малозаметны, но я обратил на них внимание.