шёл, чтобы уничтожить вашу базу и отомстить вам за моих погибших друзей. Но я встретил эту девушку (Тестер указал на Кейт), которая честно рассказала мне обо всем. Скажу сразу: своей честностью и искренностью она спасла вас. Теперь я знаю, что вы боитесь будущего не меньше, чем мы — ваших «чёрных рыцарей». Я знаю, что у вас нет связи с Землёй и никто не может объяснить вам, почему никто не приходит на помощь. Теперь вы знаете, каково было нам в «Раю»! И если вам будет суждено погибнуть, то вы погибнете так же, как и мои друзья: объятые ужасом и отчаянием! Вот это и будет вам местью за то, что вы натворили!

Тестер остановился перевести дух. Кейт перевела. Толпа загудела. Тестер ещё хотел что-то сказать, но вдруг передумал и закончил свою речь так:

— Это всё. Что вы хотите сказать мне? — и поднялся на следующую ступеньку, чтобы его увидели даже стоявшие у входа в ратушу.

Толпа продолжала гудеть. Жители Дорстауна вновь разбились на группы и обсуждали услышанное. Меж тем Тестер, поглядев на экран, с удовлетворением обнаружил, что группа красно-зелёно-жёлтых точек двинулась в направлении Базы. «Значит, Филгудыч, если это действительно он, что-то придумал, и мы скоро увидимся! Черт, скорей бы!».

Меж тем к Тестеру опять подошёл Грубер и, встав на одну ступеньку с ним, повторил во всеуслышание то, что недавно сказал Тестеру: что «они не хотят ему зла и надеются, что уважаемый Артем-Тестер проявит благоразумие…» и т. д. и т. п… Тем самым Чарльз побуждал и Тестера публично объявить о своих добрых намерениях.

Тестер на это ответил что-то типа: «Можете не сомневаться — без нужды не трону! Сами не нарывайтесь только, ладно?». Сказано это было соответствующим тоном (так обычно произносят фразу «Солдат ребёнка не обидит!»), что видимо не очень понравилось большинству, и «в знак протеста» значительная часть населения Дорстауна покинула ратушу. Но оставшиеся засыпали Тестера вопросами. Бедная Кейт уже устала переводить (хотя как биоцифроклон может уставать?), но люди подходили и подходили к Тестеру, заглядывали ему в глаза и всё время что-то говорили и спрашивали.

В основном — спрашивали какую-то лабуду, типа «Мы не знали, кто вы…, но теперь мы знаем…» или «Как выглядит смерть от делейтора?», или «Вы часто вспоминаете своих погибших друзей?», но с некоторыми, в частности, с Мак-Нейми, с Брауном и с семейством Вульфов у Тестера состоялась продолжительная беседа.

Они говорили о будущем, о том, что нужно сделать сейчас, чтобы остаться в живых завтра. Больше всех говорила, конечно, Кейт, выступавшая здесь уже не только в роли переводчика, но и как полноценный собеседник. Девушку просто распирало от гордости, что она, а не кто-то другой, избавила Дорстаун от угрозы уничтожения этим страшным русским. Глаза её сияли, а рот просто не закрывался: часто вместо того, чтобы переводить чьи-либо слова, она начинала излагать своё собственное мнение, чем вносила неразбериху в и без того довольно сложный разговор. Взрослые сердились и делали Кейт замечания. Девушка вспыхивала обидой, с неохотой возвращалась к своим «обязанностям», но через минуту всё повторялось снова.

В результате вся серьёзность разговора куда-то испарилась, а собеседники, сами не замечая того, начали соревноваться в подшучивании над Кейт, пока девушка не обиделась всерьёз. Но какая цена девичьих обид? Взрослые извинились, немного пошутили над собой, и сердитость Кейт как рукой сняло! И тут все собеседники поняли, что они уже почти подружились.

3

А в это время в Центральной аппаратной охлаждающие насосы Суперкомпьютера вновь взвыли на самой высокой ноте.

Глава вторая

1

Нет, не смог Дед Пихто выкрасть у Пахана своего приятеля чеченца Шамильку. Проклятое облако помешало. Но это ещё ничего: ведь и Пахану досталось не хуже. Так и упали они рядом на траву, голова к голове. А вот неприятность заключалась в том, что Пахан очнулся раньше. И очнулся раньше, и соображать начал скорее Пихты. А сам-то Пихто «вынырнул из окияну» лишь тогда, когда «паханчики» вовсю дрались с его «сынками» в рукопашную, а сам Пахан привязывал деда к тому же дрыну, к которому уже был приторочен Шамилька. «Паханчиков» было вдвое больше, они были вооружены и пятеро «сынков», включая пихтова любимчика Жору, уже явно начали сдавать, когда из-за кустов послышалось:

— Эй, алё! Оружие на землю, руки вверх!

Конечно, никто и не подумал выполнять это приказание, а вместо ответа на голос полетели пули из «калашей» и М-16. И зря! Один из стрелявших «паханчиков» был моментально сожжён вылетевшим из кустов «лучом», в следующий момент остальные, побросав «стволы», уже лежали, от страха вгрызаясь зубами в землю. К ним присоединилась и «армия Пихты», и сам Пахан, который лежа в траве, орал:

— Не стреляйте, идиоты! Свои же здесь!

Тьма и тишина. А оттуда — голос:

— Свои дома сидят! — и следом: — Так, без глупостей: всем встать, но без оружия. Отойти назад на двадцать шагов!

Это приказание было выполнено беспрекословно и моментально. Остались лежать только связанные Шамиль и Дед Пихто. Дед сразу заверещал:

— Соколики! Не надо стрелять! Мы тута ляжим — иттить не могём! Повязанные мы, ляжим тута, ага! Не стреляйте-то, соколики! Двое нас тута, ага. Не могём мы встать, не могём, повязали нас, слышите?

В траве раздались шаги. Здоровенный парень с «лучом» наперевес возник пред очами Деда Пихты.

— Кто такие? Откуда? — спросил парень.

— Из Обители мы, сынок, из Обители, ага! — спешно ответил Дед Пихто. — Я тута, мене Дедом Пихтом кличут. А ето — Шамилька, товарищ, стало быть, мой, ага! Повязали нас тута… — Пихто жалобно посмотрел на парня. — Мож развяжешь, сынок, а?

Парень, казалось, на речи Пихто не реагировал вовсе.

— Шамиль? — спросил он у Шамиля. Шамиль вместо «да» только глаза прикрыл. — А где Пахан?

Мрачный Шамиль мотнул головой назад. Парень вроде оживился и крикнул кому-то:

— Хась, Гласс! Поосторожнее там: у вас сам Пахан!

— Да ну? — удивлённо ответили парню. — Вот повезло! И где же он тут?

— На любого делейтор наведи — покажет! — посоветовал парень.

Там, куда он кричал, похоже, так и сделали. Через несколько минут Пахан в сопровождении одного из друзей Здорового Парня (друг был белобрысый и него тоже был «луч») подошёл к месту, где лежали Пихто и Шамиль. Здоровый Парень вновь обратился с вопросом к Шамилю:

— Пахан?

Шамиль осклабился в злой улыбке: «Пахан!». Парень внимательно посмотрел на Пахана и усмехнулся:

— Так вот ты какой, северный олень!

— Какой есть! — зло ответил Пахан. — Тебе-то что?

— Да мне-то ничего! — с улыбкой