Одним быстрым движением оно раскрыло красные крылья. Взмахивая сначала одним, а потом другим крылом так, что они осветились резким ярким светом пожара, монстр собрался с силами и оторвался от земли, легкий и воздушный, как бабочка, чтобы присоединиться к атакующим.

Часовня Поклонения, монастырь Сент-Роуз,

Милтон, штат Нью-Йорк

Ворвавшись в часовню Поклонения, Эванджелина обнаружила, что там все в дыму. Она глотнула горячего ядовитого воздуха. Он опалил ее кожу и обжег глаза, и несколько секунд она ничего не видела из-за выступивших слез. Словно в тумане, возникли силуэты сестер, собравшихся в часовне. Эванджелине показалось, что их одежды сливаются, образуя пятно сплошного черного цвета. Тусклый дымный свет наполнял церковь, мягко освещая алтарь. Она не понимала, почему сестры остаются в самом сердце пожара. Если они не выйдут, то задохнутся от дыма.

В смятении она повернулась, чтобы бежать через церковь Девы Марии Ангельской, и тут ей что-то попалось под ноги, и девушка тяжело упала на мраморный пол, ударившись подбородком. Кожаный футляр отлетел в сторону, почти невидимый в мареве. К своему ужасу, сквозь дым она разглядела сестру Людовику, на ее лице застыл страх. Оказалось, Эванджелина споткнулась о тело старухи, рядом лежала перевернутая инвалидная коляска. Одно колесо еще вращалось. Склонившись над Людовикой, Эванджелина возложила руки на ее теплые щеки и зашептала молитву, последнее прощание самой старшей из старших сестер. Затем осторожно закрыла Людовике глаза.

Поднявшись с четверенек, она огляделась вокруг. На полу часовни Поклонения валялись тела. Она насчитала четырех женщин, лежащих поодаль друг от друга в проходах между скамьями. Все они задохнулись. Эванджелину захлестнула волна отчаяния. Гибборимы пробили огромные дыры в окнах, завалив тела осколками. Куски цветного стекла были разбросаны по всей часовне, они лежали на мраморных плитах, похожие на леденцы. Скамьи были сломаны, изящные золотые часы с маятником разбиты, мраморные ангелы опрокинуты. Сквозь зияющее отверстие в окне виднелась лужайка перед монастырем. Заснеженный двор был заполнен тварями. Дым уходил в небо, пожар до сих пор продолжался. В окно врывался холодный ветер, проносясь через разрушенную часовню. Хуже всего было то, что скамеечки для коленопреклонения перед Телом Христовым были пусты. Цепь бесконечной молитвы прервалась. Это было настолько ужасно, что у Эванджелины перехватило дыхание.

Воздух у самого пола был немного чище, там было меньше дыма. Эванджелина легла на живот и поползла искать футляр. От дыма горели глаза; руки болели от усилий. Дым превратил некогда знакомую часовню в опасное место — аморфное, туманное минное поле с бесчисленными невидимыми ловушками. Если дым опустится ниже, она рискует задохнуться, как другие. Но если бы она сразу же покинула церковь, чтобы выбраться на улицу, то могла потерять драгоценный футляр.

Наконец Эванджелина заметила блеск металла — освещенные огнем, сверкнули медные застежки. Она потянулась и схватилась за ручку. Кожа футляра слегка обгорела. Поднявшись с пола, Эванджелина прикрыла нос и рот рукавом. Она вспомнила вопросы, которые Верлен задавал ей в библиотеке, как сильно его заинтересовало расположение печати на рисунках матери Франчески. Последнее письмо бабушки подтверждало его теорию: архитектурные чертежи были сделаны для того, чтобы отметить скрытый объект, который был засекречен матерью Франческой и охранялся почти двести лет. Точность, с какой были сделаны чертежи часовни, не оставляла сомнений. Мать Франческа что-то спрятала в дарохранительницу.

Эванджелина поднялась по ступенькам алтаря к замысловато украшенной дарохранительнице. Она стояла на мраморном пьедестале, дверцы были покрыты золотыми символами альфы и омеги, начала и конца. Дарохранительница была размером с небольшой буфет — достаточно, чтобы спрятать что-нибудь ценное. Эванджелина сунула футляр под мышку и потянула дверцы. Они были заперты.

Внезапно раздался грохот. Девушка обернулась как раз в тот момент, когда в витражное окно вломились двое существ, вдребезги разбив яркое стекло с изображением первой ангельской сферы. На монахинь посыпались золотые, красные и синие осколки. Эванджелина спряталась позади алтаря. Глядя на гибборимов, она почувствовала, как волосы зашевелились на голове. Они были еще больше, чем казались из башни, очень высокие, с огромными красными глазами и темно-красными крыльями, которые закрывали их плечи подобно плащам.

Один накинулся на скамеечки для коленопреклонения, швырнул их на пол и потоптался на них, другой обезглавил мраморного ангела, сильным ударом отбив голову от тела. В дальнем конце часовни еще одно существо схватило золотой подсвечник и с огромной силой бросило его в витраж с великолепным изображением архангела Михаила. Стекло раскололось с громким треском. Казалось, будто одновременно запела тысяча цикад.

Эванджелина крепко прижимала к груди футляр. Она понимала, что должна двигаться очень осторожно. Малейший шум — и ее тут же обнаружат. Она осматривала часовню, гадая, как выйти незамеченной, и вдруг увидела скорчившуюся в углу Филомену. Та медленно подняла руку, показывая, чтобы Эванджелина оставалась на месте. Пробравшись к алтарю, Филомена с потрясающей скоростью и точностью схватила небольшую дарохранительницу, установленную над ним. Она была сделана из литого золота, размером с канделябр, и, по-видимому, необычайно тяжелая. Тем не менее Филомена подняла ее над головой и обрушила на мраморный пол. Дарохранительница осталась целой, но небольшой хрустальный глазок в ее центре, око, сквозь которое можно было видеть Тело Господне, разбился.

Поступок Филомены был настолько кощунственным, что Эванджелина окаменела от потрясения. Среди разрухи, после ужасной гибели сестер она не видела причины совершать еще один акт вандализма. Но Филомена продолжала трудиться над дарохранительницей, раня пальцы о стекло. Эванджелина вышла из-за алтаря, спрашивая себя, что за безумие настигло Филомену.

Гибборимы заметили Филомену и двинулись к ней, ярко-красные крылья поднимались и опускались в такт дыханию. Один кинулся на Филомену. С фанатической верой в глазах и с силой, какую Эванджелина не могла бы в ней представить, Филомена вырвалась из чудовищных тисков, изящным движением схватила тварь за крылья и крутанула их. Огромные красные крылья оторвались. Гибборим упал на пол, скорчился в луже густой голубой жидкости, хлещущей из ран, и захрипел в агонии. Эванджелине показалось, что она в аду. Священнейшая часовня, храм ежедневных молитв, была осквернена.

Филомена вернулась к дарохранительнице, отбросила осколки хрусталя и триумфально подняла что-то над головой. Эванджелина увидела, что это ключик. Филомена порезалась, кровь текла по ее ладоням и запястьям. Эванджелина едва могла заставить себя посмотреть на изувеченное тело, а Филомена казалась совершенно спокойной. Но, даже охваченная ужасом, Эванджелина поразилась находке Филомены.

Филомена позвала ее, но оставшиеся в живых существа внезапно рухнули сверху на Филомену и стали рвать на ней одежду, словно ястребы, пожирающие грызуна. Черная ткань была не видна из-за яростно мелькающих блестящих красных крыльев. Но Филомене удалось выйти из положения. Собрав все силы, она изловчилась и бросила ключ Эванджелине. Эванджелина подняла его с пола и отпрянула за мраморный пьедестал.