— Это был блестящий ритуал вызывания, друг мой, — прошептала она, наклонилась и поцеловала Селестину в лоб. — Просто блестящий.

Вспомнив про Филомену, Эванджелина разжала ладонь и протянула бабушке ключик.

— Где ты взяла его? — спросила Габриэлла.

— В дарохранительнице, — ответила Эванджелина, указывая на хрустальные осколки на полу. — Он был внутри.

— Так вот где они его спрятали, — сказала Габриэлла, повертев ключ в руке.

Она подошла к большой дарохранительнице, сунула ключ в замок и открыла дверцу. Там лежал небольшой кожаный мешочек.

— Ну, здесь больше делать нечего, — подытожила Габриэлла.

Жестом позвав Эванджелину, она сказала:

— Идем, надо сейчас же уезжать. Опасность еще не миновала.

Монастырь Сент-Роуз, Милтон,

штат Нью-Йорк

Верлен шел через монастырскую лужайку, то и дело проваливаясь в снег. Всего несколько секунд назад обитель едва не сдалась под натиском атакующих. Стены монастыря были охвачены пламенем, двор был полон мерзких воинственных существ. Но вдруг, к чрезвычайному изумлению Верлена, сражение остановилось. Огонь мгновенно растаял в воздухе, оставив после себя обугленные кирпичи, раскаленный металл и резкий запах сажи. Существа переставали махать крыльями и падали на землю, словно пораженные электрическим током, снег усеяли переломанные тела. Шум во дворе стихал, последние клубы дыма рассеивались в небе.

Он присел перед мертвым телом и заметил кое-что странное. Исчезло не только сияние, существо полностью изменилось физически. После смерти кожа покрылась веснушками, родинками, шрамами, пучками темных волос. Белоснежные ногти потемнели, а когда Верлен перевернул тело на живот, он увидел, что крылья исчезли, на снегу остался лишь красный порошок. При жизни существа были наполовину людьми, наполовину ангелами. После смерти они стали только людьми.

Верлена отвлекли голоса, доносящиеся от церкви. Обитательницы монастыря Сент-Роуз высыпали во внутренний двор и принялись перетаскивать тела гибборимов на берег реки. Верлен искал среди них Габриэллу, но не мог найти. Там было множество монахинь, все одетые в тяжелые пальто и ботинки. Женщины собирались в маленькие группы и без колебаний приступали к делу. Поскольку тела были большими и громоздкими, одно существо могли утащить не меньше четырех сестер. Они медленно тянули трупы через двор, проделывая траншеи в слежавшемся снегу. Монахини сбрасывали тела в Гудзон, и те исчезали под гладкой поверхностью воды, как будто были сделаны из свинца.

Пока монахини работали, Габриэлла появилась из церкви с молодой женщиной. Лица обеих были закопчены. Он узнал в девушке черты Габриэллы — форму носа, острый подбородок, высокие скулы. Это была Эванджелина.

— Поехали, — сказала Верлену Габриэлла, прижимая к боку коричневый кожаный футляр. — Медлить некогда.

— Но в «порше» только два места, — проговорил Верлен, осознав проблему в тот самый момент, когда озвучил ее.

Габриэлла резко остановилась, как будто собственная непредусмотрительность раздражала ее гораздо больше, чем она хотела показать.

— Проблемы? — спросила Эванджелина.

Верлен почувствовал, как его притягивает ее мелодичный голос, спокойное поведение, внешнее сходство с Габриэллой.

— У нас двухместная машина, — объяснил Верлен, боясь, что Эванджелина неправильно поймет его.

Эванджелина смотрела на него на секунду дольше, чем следовало, как бы утверждаясь в мысли, что перед ней тот самый человек, которого она встретила накануне. Когда она улыбнулась, он понял, что не ошибся: между ними проскочила искра.

— Идите за мной, — сказала Эванджелина и стремительно направилась в другую сторону.

Она быстро пересекала двор, маленькие черные ботинки увязали в снегу. Верлен знал, что последует за ней повсюду, куда она скажет.

Нырнув между двумя фургонами, Эванджелина повела их по ледяному тротуару и впустила через боковую дверь в кирпичный гараж. Воздух здесь застоялся, но зато не было дыма. Она сняла с крючка связку ключей и потрясла ими.

— Садитесь, — пригласила она, указав на коричневый четырехдверный седан. — Я поведу.

НЕБЕСНЫЙ ХОР

Ангел запел, его голос поднимался и опускался в унисон с лирой. Словно в ответ на эту божественную гармонию, к нему присоединились остальные, каждый голос поднимался, чтобы создать небесную музыку, — и было это похоже на описанный пророком Даниилом сонм: десять тысяч раз по десять тысяч ангелов.

Преподобный отец Клематис из Фракии.

Заметки о первой ангелологической экспедиции.

Перевод доктора Рафаэля Валко

Пентхаус Григори, Верхний Ист-Сайд, Нью-Йорк.

24 декабря 1999 года, 12.41

Персиваль поднялся в материнскую спальню, строгую белоснежную комнату под самой крышей. Сквозь стеклянную стену был виден весь город, серый мираж зданий с голубыми просветами неба. Лучи солнца скользили по гравюрам Гюстава Доре, которые давным-давно подарил Снейе отец Персиваля. На гравюрах были изображены легионы ангелов, нежащихся в солнечном свете, крылатые посланники располагались по кругу согласно иерархии. Когда-то Персиваль ощущал родство с ангелами на картинах. В теперешнем положении он смотреть на них не мог.

Снейя спала, вытянувшись на кровати. В забытьи, когда ее крылья были спрятаны, она походила на невинного упитанного младенца. Персиваль окликнул ее, положил руку на плечо. Она уставилась на него пристальным взглядом. Аура покоя, окружавшая ее, испарилась. Снейя села на кровати, развернула крылья и уложила их на плечи. Они были великолепно ухоженными, ряды цветных перьев тщательно уложены, словно их перебирали перед сном.

— Чего ты хочешь? — спросила Снейя. — Что случилось? Ты отвратительно выглядишь.

Стараясь оставаться спокойным, Персиваль ответил:

— Нам надо поговорить.

Снейя спустила ноги с кровати, подошла к окну. Было уже за полдень. В угасающем свете ее крылья блестели, как перламутровые.

— Я думала, всем известно, что я сплю.

— Я бы не беспокоил тебя, но дело срочное, — ответил Персиваль.

— Где Оттерли? Она вернулась, все прошло успешно? Я желаю знать подробности. Мы давно не использовали гибборимов столь масштабно.

Она волнуется, понял Персиваль.

— Я сама должна была пойти, — сказала она, сверкнув глазами. — Огни пожаров, взмахи крыльев, крики ничего не подозревающих — совсем как в былые дни.

Персиваль прикусил губу. Сказать было нечего.

— Твой отец приехал из Лондона, — сообщила Снейя, облачаясь в длинное шелковое кимоно.