— Я могу связаться с Гарри, чтобы он вытащил нас из города, когда мы будем на поверхности, — проговорил Дин, — но до того… вся работа на тебе, принцесса.

— Не дрейфь, — подтолкнула я его локтем. — Я ведь мозг операции, помнишь?

Дин наклонился и поцеловал меня. Я все никак не могла привыкнуть к тому чувству невесомости, которое приносил с собой поцелуй. Секунду я витала в облаках. Мои руки скользнули под куртку Дина, прикасаясь к хлопковой ткани и его коже.

— Я не в этом смысле, — проговорил он. — Если все пойдет наперекосяк…

Я приложила палец к его губам.

— Если все пойдет наперекосяк… я все равно рада, что встретила тебя, Дин.

Потом мы сидели, не произнося ни слова и глядя, как по углам щенки гулей играют с куклой среди всякого мусора, снова и снова подкрадываясь и убивая грубое человеческое подобие. Хоть под землей не становилось темнее или светлее, с наступлением ночи я свернулась в своем гамаке и заснула, и снились мне горящий город и падающие звезды.

Я очнулась одна, ничего не соображая. Надо мной стояла мать, в своей ночной сорочке, мужском кардигане и босиком. Лицо ее было искажено знакомой гримасой отчаяния — она снова хотела убедить меня в чем-то, и заранее знала, что из-за ее безумия я ей не поверю.

— Не стоило тебе заходить на лилейное поле, Аойфе.

— Ты ненастоящая, — сказала я.

Она размахнулась и ударила меня по лицу. Я ощутила боль.

— Я говорила тебе! Я предупреждала тебя, дочка! Мертвые девушки танцуют на пепелище мира, и всем нам от этого слезы.

Я подняла руку к ноющей щеке:

— Ты сумасшедшая, мама.

— А кто ты сама, раз видишь меня?

Когда я вернулась к действительности, к настоящему, осязаемому миру, оказалось, что я кричу истошным голосом. Дин держал меня в руках, подхватив, едва я вывалилась из гамака.

— Аойфе, что с тобой?

— Я видела… — Зубы у меня стучали так, что я почти не могла говорить, а слова не поспевали за скачущими мыслями. — Свою мать, — выдавила я наконец. — Она была здесь.

— Тут никого не было, — проговорил Дин успокаивающе. — Только я.

Откуда-то из глубины гнезда возник Кэл. Огни были притушены — я поняла, что под землей это означало ночь. Лицо у Кэла вытянулось.

— Опять кошмар? Так безумие не отступило?

— По крайней мере хоть некровирус ты перестал поминать, — чуть улыбнулась я.

— К чему? — Язык Кэла мелькнул между губами, вперед-назад. — Это же вранье, так ведь? Ты не представляешь, как мне поперек горла было изображать, что я напуган баснями прокторов. Народ гхул появился не от какого-то там вируса — мы всегда существовали здесь, под шкурой вашего мира.

— Мне от того, что это ложь, легче не становится, — ответила я. — Все в моей семье и правда сходят с ума, из-за чего бы там ни было. Я чувствую себя, как будто передо мной пропасть, а в спину дует ветер…

— Аойфе… — Кэл обхватил себя длинными, скелетообразными руками. — Неважно, что с тобой случится, ты все равно останешься собой. Я буду навещать тебя в сумасшедшем доме, если придется, но не покину тебя. Научусь принимать форму другого мальчишки — Девран сроду меня не поймает.

— И почему я не могу просто вернуться обратно? — прошептала я, не слушая его утешений. — Начать бы все с чистого листа, снова стать студенткой, самая большая проблема которой — чересчур сложный чертеж.

— Потому что тогда, — ответил Дин, — ты бы потеряла все, что приобрела с тех пор — истину, магию… Даже настоящее лицо своего противного маленького дружка.

— Это меня-то ты называешь противным? — фыркнул Кэл. — На себя бы посмотрел.

Я выдавила смешок:

— Ну хоть что-то не изменилось.

— Я все тот же Кэл, которого ты знала, — проговорил он. — Я понимаю, ты не доверяешь мне, но внутри я такой же. Я пойду с тобой. И если я не доберусь до конца или меня опять схватят прокторы…

— Не говори так, — оборвала его я, оторвавшись от Дина и выпрямившись. — Ты с нами не пойдешь.

Кэл вздохнул:

— Я больше не работаю на Деврана, клянусь тебе.

— Я имею в виду, — ответила я, — нужно ведь, чтобы кто-то встретил дирижабль. Чтобы кто-то мог спасти нас с Дином, если мы опять попадемся. — Я улыбнулась Кэлу уже как следует, пусть даже и только для того, чтобы смягчить его. Кажется, кое-чему я у Дина научилась. — На кого еще я могу так положиться? — А если он все-таки передумает, по крайней мере мы не будем вместе в самом сердце Движителя, когда это случится.

Кэл уполз в свое гнездо, но Дин задержался.

— Я останусь с тобой, — сказал он. — Если я тебе нужен.

Я подвинулась, давая ему место в гамаке. Дин был мне нужен, очень. Я не хотела расставаться с ним, никогда.

— Да, пожалуйста.

Он выскользнул из кожаной куртки и тяжелых ботинок и улегся рядом. Я вновь уютно устроилась у него на груди, его рука обняла мою талию, подбородок касался макушки, и я чувствовала его дыхание у себя на волосах. Я боялась пошевелиться, боялась нарушить этот чудесный покой, который мог лопнуть в любой момент, как мыльный пузырь.

Спустя некоторое время Дин заговорил.

— Значит, сны? — прошептал он мне в ухо. — Плохие?

— Хуже некуда, — ответила я. — С самого детства.

— Ну-ну, — мягко проговорил он. — Теперь я с тобой. Все плохое должно сперва пройти через меня. — Его пальцы скользнули по моей щеке, по шее, по руке, и, поцеловав меня ниже линии волос на затылке, он опустился на подушку. — Сладких снов, принцесса.

Я знала, что никому, даже Дину, не под силу удержать в узде кошмары, но постаралась, хоть ненадолго, уверить себя в обратном и постепенно вновь погрузилась в рваный, напоенный дымом огней сон.

Проснулась я одна, поеживаясь от холода, — огни потухли, и пепел легонько носило по воздуху, словно, пока я спала, пошел подземный снег.

— Дин? — позвала я, протирая глаза. Я лежала скрючившись, и мышцы одеревенели, так что все тело болело, но спала я долго и крепко. Откуда-то сверху, с высоты падал свет, оставляя на грубом земляном полу перекрещивающиеся полосы теней.

— Он вышел покурить, — донесся утробный голос Тоби из угла комнаты. — Не понимаю, для чего вам специально вдыхать дым — ваш город и так им наполнен.

— У всех свои дурные привычки, — ответила я.

Тоби оскалился в улыбке, его голубоватая шерсть в свете раннего утра отливала серебром.

— Я обещал присмотреть, чтобы ты не стала чьим-нибудь завтраком. Хоть я и сам голоден.

Я перевалилась через край гамака, шлепнувшись на ноги.

— Мы оба знаем, что ты ничего мне не сделаешь, пока Кэл рядом, поэтому лучше помалкивай в тряпочку.