На улице прямо перед домом синьора Вазари появилось несколько машин-фургонов, из них выскочили люди — целый отряд коротко стриженных головорезов. И Рабин! И доктор философии Рабин!

Этот отряд бросился к дверям дома. И тут же Петьёф со своей свитой вышел им навстречу. Первый выстрел прозвучал уже через пару секунд. За ним последовал второй, третий… Крики, паника, суета. Настоящий бой.

— На пол! — скомандовал Дик.

И мы трое тут же упали вниз, спасаясь от шальных пуль.

— Рабин?… — не веря в происходящее, прошептал я.

— А ты думал! — ответил Дик. — Конечно!

— Но, Дик, как ты мог отдать ему эти бумаги?! — почти закричал я, чтобы мой голос был слышан в этом адском шуме.

Дик ничего не ответил. Он чуть приподнялся, сделал несколько шагов, не разгибая спины, и достал из небольшого ящика, расположенного в столешнице резака, пачку бумаг и протянул ее мне.

— Вот, читай, — улыбнулся он.

— Ты дал ему другие страницы?! — не поверил я.

— Конечно, — пожал плечами Дик. — А ты что думал, я отдам этим бесам Евангелие?…

Наши голоса тонули в гуле уличной канонады.

— Шарль Д'Амбуаз приехал в Урбино через два дня после ее смерти, — Леонардо сидел в глубоком кресле перед мольбертом со своим автопортретом, смотрел в высокое окно французской усадьбы Сен-Клу и двигал лежавшие на небольшом столике с красками и карандашами гладкие камушки из цветного стекла. Молодой французский король Франциск I, вывезший старика из Италии два года назад, устроился рядом на простом деревянном стуле с прямой спинкой.

— Он засвидетельствовал, что смерть Панчифики была естественной, — продолжил да Винчи, — и поставил кардиналу Медичи условие, что все существующие доказательства ее происхождения должны быть переданы ему. В обмен на это Д'Амбуаз обещал Джованни поддержку французских кардиналов на конклаве. Медичи соврал Д'Амбуазу, сказав, что доказательство только одно и что оно спрятано в укромном месте. Кардинал пообещал передать его вице-королю в Риме, перед началом конклава. На самом деле плащаница все время была в Урбино. Медичи возил ее с собой и не показывал никому лишь по одной-единственной причине. Никто в целом мире не мог поручиться, что это действительно погребальный саван Иисуса. Им нужно было чудо. Доказательство вроде Мандилиона, а не просто кусок старого полотна.

— Но ведь к тому моменту, когда Д'Амбуаз прибыл в Урбино, вы уже работали над плащаницей, — заметил король.

— Да, поэтому он и не мог ее предъявить, — Леонардо провел рукой по длинной седой бороде, — его секретарь Биббиена посчитал, что на полотне должен проступить лик Господа, только тогда будет надежда, что его признают священной реликвией. Тогда я еще питал надежду спасти Панчифику и поставил Джованни условие: я выполню работу, но Джулиано должно быть позволено вернуться к девушке. Кардинал согласился.

Франциск I озадаченно нахмурился. Потом закусил губу, раздумывая над чем-то:

— Мессере Леонардо, вы сказали, что Медичи соврал, сказав, что есть лишь одно доказательство. Или мне послышалось?

* * *

Леонардо задумчиво посмотрел на Франциска. Молодой король спас его от нищеты и бесславия, в обществе которых он встретил старость. С ним остались только верный и преданный Мельци да, к большому удивлению учителя, Салаино.

— Я думал, ты первым откажешься от меня, — сказал он Салаино, когда стало ясно, что все остальные, кроме Мельци, уже покинули его.

Салаино пожал плечами и ответил просто:

— Разве? А вот я никогда не сомневался, что буду с вами всегда.

Они жили втроем в Милане, ютясь в темных сырых комнатах монастыря святого Иеронима. Именно там, не имея ни подходящих условий, ни заказов, Леонардо вдруг начал работать.

— У меня осталось мало времени, — постоянно повторял он.

К удивлению Салаино, учитель вдруг написал копию своей старой картины «Мадонна в скалах».

— Память вас подводит, — сказал он, — руки у ангела располагались по-другому.

— Вот так новость! — притворно сварливо ответил Леонардо. — С каких пор ты стал помнить мои картины лучше меня?

— Не у вас же затекала кисть, которую надо держать в одном положении по два часа!

— Я ничего не забыл, Андре, — мягко сказал да Винчи. — Просто это другая картина.

Кроме того, Леонардо написал картину «Святая Анна с Марией и младенцем Христом», закончил «Иоанна Крестителя».

После этого много лет, изо дня в день, он работал только над одной картиной — Джокондой.

Скудные средства, что Леонардо получал от виноградников, некогда дарованных ему герцогом Моро, полностью уходили на бумагу, карандаши и краски. Содержал же всех Франческо Мельци. Но его денег тоже не хватало. Несколько месяцев они прожили впроголодь.

Салаино продолжал удивлять их. Однажды он отнес все свои роскошные наряды к старьевщику и переоделся в простые полотняные рубашки, практичный темный камзол и самый обычный черный берет. На вырученные деньги можно было протянуть еще несколько недель.

Именно в таком положении и застал Леонардо только что восшедший на французский престол Франциск I. Когда он взял Милан, то практически сразу пожелал принять на службу мессере да Винчи, перед чьим гением преклонялся. Но тот неожиданно ответил ему отказом:

— Я уже стар и слаб, — сказал он, — и больше не пишу картин.

Через два месяца войска Священной лиги снова осадили город. И французы были вынуждены отступить. Король вернулся во Францию и увез с собой Леонардо.

— Мне нужны некоторые инженерные советы по ирригации, — сказал Франциск. — Вы будете жить в моем охотничьем имении и неспешно, как сможете, составлять карту. Я назначаю вас… — король наморщил лоб, — придворным мудрецом. Вы будете давать мне военные и политические советы.

Леонардо улыбнулся.

— Благодарю вас, ваше величество, — сказал он. — Если бы я был один, то наверняка отклонил бы ваше щедрое предложение, но те, кто выбрал разделить со мной последние дни, достойны лучшей жизни.

* * *

Так потянулись бесконечные дни в Сен-Клу. Король выкупил все картины Леонардо, заплатив за них неслыханную сумму. Он также много расспрашивал да Винчи о Сфорца, Борджиа, Медичи, Александре VI, Юлии II. А однажды попросил рассказать ему историю христовой карты.

— Вы устали? — участливый голос Франциска вывел Леонардо из задумчивости.

— Простите, ваше величество, — ответил тот. — Я стал совсем старым. Воспоминания затягивают меня как трясина. Я не устал. Что вы еще хотите узнать?