– Привет тебе, друг! – крикнул он, обнимая хохочущего Гектора.

– Считай, что первое состязание ты уже выиграл! – воскликнул тот.

Между тем Одиссей и Антилох, воспользовавшись общей суматохой, тоже спустились со стены и, не раздумывая долго, кинулись оба к разным колесницам, ибо приглашение Гектора уже делало их вторжение уместным и не совсем дерзким.

– Как я рад тебя видеть, хитроумный Одиссей! – вскричал Эней, едва успев отстраниться, когда итакиец вскочил в его повозку. – Давно мы не виделись...

– Я рад тебе еще больше, отважный Эней! – Одиссей улыбался широчайшей улыбкой. – Мы с тобой хорошо дрались, и на поле боя нам вдвоем было тесновато... А вот в колеснице и тебе, такому большущему, и мне, тоже не маленькому, места хватает вполне. Троянские колесницы просторнее наших.

– Да и Троя, видать, попросторнее твоей Итаки! – ухмыльнулся Эней, понимая, что выкинуть дерзкого ахейца из колесницы не может.

– Только что я говорил об этом Ахиллу! – согласился Одиссей. – Я восхищаюсь великой Троей и оттого еще больше скучаю по Итаке.

– И тут я тебя понимаю! – вполне искренно ответил простодушный Эней, и оба героя решили, что все же уместятся в одной повозке...

Что до Антилоха, то он оказался в колеснице Деифоба и хотел было тут же из нее выскочить, опасаясь гнева царского сына – мало того, что сам он был не царской крови, но однажды чуть не прикончил этого самого Деифоба... Однако молодой троянец радушно улыбнулся и воскликнул:

– О, это ты, отважный ахейский юноша! Рад тебе. Год назад твоя небрежность спасла мне жизнь. Как же можно было перед битвой не проверить, хорошо ли закреплен наконечник твоего копья? Не обижайся – я пошутил! Меня зовут Деифоб. А как твое имя?

– Антилох, сын Нестора. Можно с тобою ехать? Я не из царей...

– Так и я всего лишь из царевичей. Поехали!

Троянский Конь в это время уже поднимался по дороге, ведущей к храму Аполлона. За Конем следовала царская колесница, за нею – дворцовая стража, потом – колесницы царевичей и знати, а вокруг и за ними – громадная толпа троянцев.

– Так мало стражи! – удивленно сказал Ахилл Гектору. – Это все же неразумно... Мир заключен, но ахейцы еще здесь.

Гектор засмеялся.

– Все знали, что ты сегодня придешь в Трою. Кого же нам бояться? И воинов здесь достаточно. А оружие в праздник ни к чему выставлять напоказ. Да, а у меня к тебе просьба...

– Проси, о чем хочешь!

– Можно мне надеть лавровый венок?

Ахилл подумал, что его друг шутит.

– Почему ты спрашиваешь у меня? Все ваши герои в венках...

– В том-то и дело. По нашему обычаю воин, в промежутке между двумя праздниками Аполлона проигравший состязание или, тем более, поединок, не может надеть лавр. Если только не разрешит его победитель.

– О, боги! Мог бы и не спрашивать...

– Спасибо! Троил, мой венок!

– Я говорил тебе, что можно не спрашивать? – и младший Приамид вытащил из-под плаща и протянул брату венок, – Надевай скорее.

Солнце вставало над холмами. И когда первые его лучи коснулись кровли белого, как снег, храма, золотой конь остановился перед его лестницей, и жрецы, уже стоявшие толпой на ступенях, запели гимн Аполлону.

* * *

Как ни хотелось Мише и Ане дослушать до конца события троянского праздника, но пришлось смириться: наступало утро, им нужно было спешить на первую электричку, да и Александр Георгиевич, при всей его привычке к долгим лекциям, уже начал терять голос.

Приехать в следующий раз им удалось только спустя неделю.

А до того они совершенно серьезно спорили меж собою, какие состязания состоятся во время праздника Аполлона и кто возьмет за них награды. Дошло чуть не до заключения пари, но устроить тотализатор не удалось: деньги в семье все равно были общие…

– Ну так что же, Гектор? Может, пока не поздно, откажешься состязаться со мною? Любому олуху понятно, что сейчас ты меня не одолеешь – не те силенки! Скажи, что сразу сдаешься – меньше будет позора!

Говоря так, могучий Эней небрежно прохаживался между деревянными скамейками, играя своими великолепными мускулами, потряхивая плечами и похлопывая себя по груди и бедрам. Он еще не снял праздничных одежд, но всем своим видом показывал, что готов к состязаниям.

Когда закончилось торжество на холме Аполлона, Троянский Конь и с ним вся праздничная толпа спустились вниз, вновь обогнули городскую стену и отправились прямо к морю. Золоченая статуя остановилась почти у самой линии прибоя, в том месте, где, по преданию, вышел из воды волшебный конь Аполлона, указавший Илу, в каком месте строить город. Коня развернули головой к городу и к огромному стадиону, который всего за один день очистили от травы и кустов, которыми он за двенадцать лет успел зарости. За все время осады ахейцы так и не заметили этого сооружения, хотя вокруг него и в нем самом не раз кипели их битвы с троянцами. Не заметили потому, что он выглядел всего лишь как громадная, но неглубокая впадина на равнине, окруженная неровными рядами камней, казалось бы, естественного происхождения. Но теперь, когда убрали траву и выгребли наметенный ветрами песок, когда вокруг расположенных радиальными овалами и образующих прихотливые ряды камней поставили еще и множество деревянных скамеек, покрыв их и камни циновками и коврами, когда с восточной стороны расставили роскошные кресла для царской семьи и знати, сразу стало заметно, что это специально устроенное и очень удачно расположенное сооружение для состязаний. Впадина и часть камней были здесь и до основания Трои, все остальное создали искусные троянские архитекторы, придав стадиону самый естественный вид, не нарушающий торжественной гармонии окрестностей.

В промежутке между утренним шествием и началом игр троянцы закусывали, разложив прямо на скамейках принесенные с собою лепешки, виноград и фиги. Рабы разносили родниковую воду в больших кувшинах, наливая ее по просьбе желающих в тыквенные чашки. Торговцы и торговки предлагали хурму, орехи и молоко. Почти никто не вернулся в город, хотя времени до начала состязаний оставалось достаточно. Люди наслаждались свободой, возможностью не прятаться за стенами, встречать праздник на берегу моря. И день был солнечный, почти жаркий, хотя и стояла уже поздняя осень.

Приам, Гекуба, дети и родственники царя заблаговременно расположились на своих местах. Андромаха усадила к себе на колени вновь обретенную сестру и не расставалась с нею. Маленькая амазонка, которая прежде ни за что не села бы к кому-то на колени, даже не смущалась этим – она была совершенно счастлива.

– Правда, у меня самая красивая сестричка на свете? – обратилась Андромаха к Ахиллу, когда он, вместе с Антилохом и Одиссеем, подошел приветствовать царя, в тот момент занятого разговором с одним из жрецов.

– Хваля ее, ты хвалишь себя! – ответил герой. – Теперь, когда вы рядом, вас просто трудно различить – только одна больше, а другая меньше. Ну что, Авлона, останешься в Трое с сестрой, или вернешься в Темискиру?