Остальное ты должен додумывать сам, Максим. Эта парочка подбирается к новой жертве, они не успокоятся, пока не сядут за решетку. Избалованные безнаказанностью, эти подонки способны на любое преступление. Ты должен понимать, кто живет в твоем доме, и отчасти я в этом виноват. Выноси решение сам. Опытный врач не станет работать медсестрой. Когда Вика превращалась в сиделку, мы уже знаем, чем это заканчивалось. В данном случае все обстоит куда сложнее. Анастасия замужем, имеет дочь и окружена близкими. Это не одинокая старушка. Тут нужно копать глубже. Есть более сильный магнит, который притянул ее в твой дом. Ее напарник устраивается работать в морг. Они что-то готовят. Могу добавить, что я также нахожусь под наблюдением. Феликс заморочил голову моей секретарше. Девчонка влюблена в него, и я уверен, она докладывает ему о каждом моем шаге. Вот почему я посылаю тебе свой отчет почтой на адрес банка. Подумай также о художнике. Илья приехал из Москвы год назад, а через два месяца рекомендовал в дом Вику. Какая тут связь? Она налицо. Тебя обложили со всех сторон, но мне не дано разгадать этот ребус. На этом позволь мне поставить точку. Твой Никита".

Сычев закончил чтение и, отложив тетрадь в сторону, снял очки. Он посмотрел на коллег. Тут хватало характеристик, чтобы описать выражение лица каждого.

— Значит, последний звонок из Москвы касался новостей о Ларисе Сомовой, — рассуждал Куприянов. — Вот почему он сорвался с места и помчался в столицу. А вернувшись обратно, умирает в своем кабинете от сердечного приступа.

— Этот вопрос решаемый, — сказал Сычев. — Гораздо важнее другое. Ветров получил доклад доктора Кмитта больше четырех месяцев назад. Он знал все о медсестре, однако ничего не предпринимал. Знал и молчал, а в результате женился на ней и сам угодил в могилу. Почему?

— Что будем делать? — спросил Куприянов.

— Опергруппу в морг. Феликса Гончара арестовать, — начал командовать Трифонов. — Секретаршу Кмитта на допрос. Ну а к Виктории Карамовой я сам поеду. Заодно и художника повидаю.

— Художник не явился. Мы его вызывали.

— Придется самим побеспокоиться. Я возьму с собой трех человек и не возражаю против компании Алексея Дмитриевича.

В кабинете появился сержант.

— Тут почтальон к вам рвется. Говорит, срочное дело.

— Пусть войдет.

Старик выглядел взволнованным и говорил торопливо и неразборчиво.

— Милые граждане начальники, у меня тут очередное послание к нашему художнику...

— Нет времени, старик! — оборвал Куприянов.

— Минутку, — Трифонов поднял вверх руку, — говорите.

— Записочку я прочитал. Не выдержал и сразу к вам. Во всем духи виноваты. Этот запах мне всю дорогу покоя не давал. И я вспомнил...

— Говори толком, Трофимыч.

— Опять ко мне краля подходит возле почты и говорит: дядя Кеша, передай, мол, записочку нашему общему другу. Ну и червончик, как полагается, а лицо шарфиком прячет. Тут этот дух до меня и дошел. От деревенских так не пахнет. Гляжу вслед: плащ дорогой и походка гордая. А потом вспомнил. Намедни я к Ветровым заезжал. Ящик газетами забит, и никто не забирает, будто вымерли все. Захожу, а дома одна медсестра. А запах от нее такой сладостный, аж голова кружится. Точно такой же, как от той крали, которая мне сейчас записку передала. Один в один.

— А раньше духами не пахло? — спросил Трифонов, забирая письмо.

— Нет, но голос-то я ее узнал. Она и раньше письма посылала. И тот же червонец. Какая уж тут ошибка может быть!

Трифонов развернул листок и прочитал: "Милый Илюшенька! Кажется, наша взяла! Все хорошо, не волнуйся. Теперь запоминай. У Зеленого мыса, на холме, есть старая ротонда, а чуть выше проходит дорога, старая, проселочная, всеми забытая. Увидишь там машину. Белая "девятка". Стой возле нее и жди. Я подойду не сразу. Надо убедиться, что вокруг тебя не летают коршуны. Извини за осторожность, но видишь, как все обернулось. Нам неприятности ни к чему. Жди послезавтра в десять утра. Люблю, целую, твоя Вика.

P. S. С победой тебя, ненаглядный мой малыш!"

— Теперь можно не торопиться, — сказал Сычев. — Вилла Ветровых опустела.

— Куприянов, гони в Сосновый Бор.

Куприянов выскочил из кабинета. Трифонов сел на стул и опустил руки.

— Знал я о фальшивых записках, черт подери, и медлил. И чего мне еще не хватало?

— Как знал? — удивился Сычев.

— Все очень просто. Когда Трофимыч впервые рассказал нам эту историю, я уже чувствовал подделку. Вика алиби себе и художнику выстраивала. Она точно знала, когда произойдет убийство. Ну начнем с того, что деревенская девчонка с танцулек подходит к нему и говорит: "Передай, дядя Кеша, письмецо Илюше Сироткину". Так дело было?

Старик кивнул.

— Откуда деревенская девчонка знает фамилию художника, когда его близкие соседи по псевдониму только знают? А тут такая осведомленность и лицо прячет. Трофимыч приезжает к дому, хочет позвонить в калитку, а она открыта. Ты всегда звонишь, Трофимыч?

— Всегда. Художник к воротам подходит, и мы там разговариваем.

— Вот-вот, а тут все нараспашку. Заходи и любуйся, как они в кровати кувыркаются. На улице холод, а у них окно открыто, и занавески не задернуты. Какой смысл камин топить, если окна открыты. Нет, тут нужен свидетель, который слышал бы и видел.

— Но комнату могла забыть закрыть Вика.

— Если вспомнить предложенную нам игру, то Вика приплыла на лодке. А потом зажигалку в ней потеряла. Калитка оставлена открытой для свидетеля. Ладно, теперь поздно кулаками размахивать. Вот что, Трофимыч, запечатай конверт как положено и вези его адресату. И смотри, чтобы художник ничего не заподозрил.

— Будет сделано. Я уж постараюсь.

— А вы уверены, что он у себя? — спросил майор Дмитриев.

— Конечно, один он никуда не пойдет. Ему поводырь нужен. Ну а мы к Ветровым заглянем. Наверняка что-нибудь найдем.

Возле шлагбаума Вика притормозила. Охранник вышел из будки и поздоровался.

— Вы в четырнадцатый коттедж?

— Бог мой, вы все еще не можете меня запомнить? Удивительный народ.

— Извините, хозяйка, но мы лишь скромные стражи вашего покоя. Стараемся не пропускать чужих и оберегаем вас от неприятностей.

— А почему вы не разгуливаете по заповеднику, не заглядываете на участки? Вы, вероятно, и имен наших не знаете?

Охранник улыбнулся и поднял перекладину.

— Правила не нами устанавливались. Владельцы местных угодий не любят афишировать своих имен. Никто не хочет, чтобы подглядывали в замочные скважины. А чужих опасаться не стоит. Волкодавы гуляют вдоль ограды.

— Надеюсь, они на цепи?