Рождение ребёнка на некоторое время смягчило ситуацию. Во-первых, Ян был буквально без ума от дочери и внезапно открыл в себе родительский инстинкт, а во-вторых, принял первое в своей жизни ответственное решение – взять на себя все обязательства, чтобы обеспечить комфортное существование и тому малышу, которого подарит ему Алис. Так, спустя пять месяцев, семейство Маршанов пополнилось ещё одним ребёнком, которого Ян гордо нарёк в честь одного из своих предков Адальбертом.

Сомнения в отцовстве если и могли возникнуть, то очень ненадолго. Малыш Берт рос точнейшей копией отца. И, к большому удивлению Елены, Констанция так же вобрала в себя куда больше отцовских черт, чем ожидалось. Не досталось ей ни материнских тёмных волос, ни лебединой шеи, ни огромных аквамариновых глаз. Лишь иногда, стоило девочке о чём-то сильно призадуматься или же зачитаться интересной книжкой, и взгляд её становился сосредоточенным, холодным и острым, как спица. И это, безусловно, роднило её с матерью. В остальном же и Конни, и Берт напоминали херувимов с рождественских открыток, а в похожей одежде их и вовсе легко можно было спутать. Поладили брат с сестрой тоже очень быстро, хоть и отличались друг от друга темпераментами фундаментально. Люди, мало приближённые к Маршанам, без дополнительных интриг и подсказок приняли белокурых малышей за близнецов, и спорный момент происхождения детей постепенно растворился в небытие.

Алис такое положение вещей тоже устроило. Практически всё время Берт жил у отца, и она забирала его всё реже, а однажды и вовсе превратилась в «гостевую маму». Материнской связи с сыном она не то чтобы не чувствовала, но и отыгрывать роль примерной родительницы тоже не пыталась. Отдаляясь от Маршанов, она изо всех сил старалась собрать по кусочкам свою разрушенную жизнь. Кажется, у неё получалось. После родов вновь вернуться в балет не получилось, зато природная красота и изящность по-прежнему делали её интересной для живописцев и фотографов. Алис стала работать моделью, натурщицей и манекенщицей, и в этой среде она имела успех. Одежда её становилась всё дороже, а поклонники – всё солиднее.

Однажды Яна Маршана вызвал к себе один состоятельный господин по фамилии Дюрон. Предполагалось, что он закажет картину, но всё оказалось не так просто. Сей господин объяснил отцу, что желает жениться на Алис Беранже. Намерения его были тверды, несмотря на крохотное «тёмное пятно» в биографии его возлюбленной. Этим тёмным пятном был Берт. Дюрон не собирался воспитывать чужих детей, а ещё он не хотел объяснять всем уважаемым лицам в его окружении, как так вышло, что у его прекрасной молодой жены уже есть дети. Со своей стороны же Дюрон готов был по песчинке собрать и склеить разрушенную репутацию девушки – помирить её с родителями, вернуть в высшее общество и обеспечить всеми необходимыми благами до конца её дней. У него достаточно связей для этого – так он сказал. Всё, что требовалось от Яна Маршана, так это сущая мелочь – полностью взять опеку над сыном на себя и ни коим образом не навязывать общение с ним матери. Конечно, она будет его навещать. Конечно. Но сама. И в строго отведённые дни. Сам мальчик являться в дом матери не должен ни при каких обстоятельствах. И, конечно же, не заявлять публично о том, чей он отпрыск. Взамен господин Дюрон готов предоставить Адальберту Маршану месячное содержание, а так же доверительный счёт на его имя, куда будет ежегодно (в день рождения мальчика) перечислять фиксированную сумму.

Так сказать, на будущие свершения.

Отцу хватило ума не ввязаться в драку с Дюроном в тот день, и, поступив на редкость мудро, он предпочёл сначала посоветоваться с самой Алис. Когда она в очередной раз пришла навестить сына, он одарил её долгим и многозначительным взглядом, а затем спросил без прелюдий:

– Ты сама-то этого хочешь?

– Я хочу быть свободной, – вдруг ответила девушка уверенно и, чуть дрогнувшим голосом, добавила: – Хочу быть свободной от тебя. Ты можешь сделать мне такой подарок?

Ничего не ответив, он кивнул и ушёл с её дороги. С того дня визиты Алис Беранже-Дюрон стали исключительной редкостью, а Адальберт Маршан называл мамой женщину, которая заботилась о нём и одаривала такой нежной любовью, словно и он впрямь был одним из близнецов.

– Я читала об Алис Дюрон, – прохладный, как струи дождя за окном, голос Виолетты Ди Гран нарушил воцарившееся молчание. – Никто из нас не знал, что она – настоящая мать Берта. Мы с тётей были уверены, что вы либо близнецы, либо погодки.

– Раз ты знаешь о ней, то, полагаю, понимаешь, почему эту тему ни в коем случае нельзя затрагивать в присутствии брата? – строго произнесла Конни, и Ви понимающе кивнула.

– Но с кем ты сравнивала Алис, когда говорила о ней во сне?

– Кое с кем, – уклончиво ответила Констанция и замолчала.

Она вспоминала тот день, когда Алис приехала к ним незадолго до двенадцатого дня рождения Берта. Она привезла какие-то подарки, но задерживаться надолго не могла. Обняв сына, она потрепала его пшеничную шевелюру и, пока никто этого не видел, спешно засобиралась домой. Конни осторожно выглянула из-за двери своей комнаты и наблюдала за тем, как эта безупречная, похожая на куклу Барби, женщина накидывает на свои плечи длинное кашемировое пальто, а затем грациозным движением извлекает из-под него свои прекрасные, переливающиеся на солнце, светлые волосы. Внезапно она дёрнулась и замерла, схватившись за левое плечо. Лицо её исказила гримаса боли, и Алис приглушённо застонала, медленно выпуская воздух через сжатые губы.

– Вам помочь? – спросила Конни участливо, понимая, что дама всеми силами пытается подавить крик. Алис обернулась в её сторону резко, и взгляд её потемнел от гнева. Она смотрела на старшую дочь Яна Маршана и всем сердцем в эту самую секунду ненавидела её.

– Чем ты поможешь мне, маленькая тварь? – проговорила госпожа Дюрон и как-то сдавленно и нервно рассмеялась. – Достаточно и того, что ты появилась на свет!

Не попрощавшись ни с кем, она распахнула дверь и была такова. Позже, за ужином, когда Берт безынициативно водил вилкой по тарелке, а отец напряжённо размышлял о грядущей выставке, Елена вдруг посетовала на то, что гостья покинула их, ни с кем не попрощавшись.

– Может, она была чем-то расстроена? – предположила госпожа Маршан. Отвлекаясь от своих тяжёлых дум, Ян растерянно посмотрел на жену.

– Может, из-за того, что её бьёт муж? – предположила Конни спокойно и с булькающим звуком хлебнула из своего бокала с соком. Вдруг за столом повисла гробовая тишина, и все присутствующие взглянули на девочку как-то особенно настороженно. – Что? – искренне недоумевала Констанция. Елена подчёркнуто медленным движением положила свои столовые приборы и подняла на дочь взгляд холодный и острый, как спица, а затем отчеканила металлическим тоном:

– Выйди из-за стола.

– А что я такого…?

– Выйди из-за стола. Немедленно.

– Ой да пожалуйста! – заявила девочка саркастично и, демонстративно отбросив в сторону салфетку, покинула своё место. Остаток вечера она провела, запершись в ванной, и это, кажется, вполне устроило взрослых.