***

Тэтчер посетила Москву 23 марта — 1 апреля 1987 года. Во время этого визита она сказала Горбачёву, что ликвидировать ядерное оружие — глупость. Они сидели за столом друг напротив друга в Екатерининском зале Кремля и энергично спорили — почти как в первый раз в Чекерс. «Вы, госпожа Тэтчер, своей позицией по ядерному оружию мешаете переговорам, мешаете начать процесс реального разоружения, — сказал Горбачёв. — Когда вы клятвенно заверяете, что ядерное оружие — это благо, то сразу становится ясно: перед нами горячая сторонница ядерного оружия, готовая пойти на риск войны».

«Тэтчер вся напряглась, покраснела, взгляд стал жёстким, — вспоминал Черняев. — Она протянула руку, дотронулась до рукава горбачёвского пиджака. Заговорила, не давая ему вставить слова». Она настаивала, что ядерное оружие спасало мир. «Она так разволновалась, что разговор уже вышел из колеи: они начали перебивать друг друга, повторяться, уверять в самых добрых намерениях». Когда Тэтчер прилетела на родину, она описала это как самую захватывающую и важнейшую поездку за границу за свою жизнь; она поняла, что «земля задрожала под коммунистической системой».[559]

***

Четырнадцатого апреля Горбачёв встретился в Кремле с Шульцем и поведал ему о своём глубоком разочаровании. Он жаловался, что администрация Рейгана ведёт себя так, будто в Советском Союзе ничего не происходит, хотя на самом деле у неё было больше возможностей улучшить отношения, чем у любой другой администрации за много десятилетий. «Куда нам двигаться дальше?» — недоумевал он.[560] Они тут же начали спорить о деталях отказа от «Пионеров» и «Першингов». Переговоры о ликвидации ракет средней дальности должны были касаться ракет дальностью от 500 до 5600 км. Максимальная дальность полёта «Першингов-2» составляла 1770 км, «Пионеров» — около 5000 км. Советский Союз также размещал относительно новую ракету малой дальности — ОТР-23 «Ока». Эту одноступенчатую ракету на твёрдом топливе было легко транспортировать и запускать с передвижных пусковых установок. Советские военные утверждали, что дальность полёта «Оки» составляет всего 400 км, поэтому её судьбу не стоит обсуждать на переговорах о ракетах средней дальности. Однако американские эксперты подозревали, что ОТР-23 может лететь и дальше, учитывая размер её головной части.[561] Советские военные высоко ценили эту ракету за её мобильность; её можно было оснастить как ядерными, так и обычными боеголовками. Сначала Горбачёв предлагал заморозить число ракет ОТР-23, а потом пошёл дальше и предложил договориться о серьёзном сокращении их числа, в конечном счёте — о ликвидации.

Но на встрече в Кремле Шульц предложил, чтобы Соединённые Штаты сначала создали собственный арсенал ракет малой дальности, соответствующий советскому, и только после этого пошли бы на переговоры.

Горбачёв вдруг, не откладывая в долгий ящик, предложил полностью ликвидировать ракеты «Ока», если Соединённые Штаты согласятся на «глобальный ноль» — то есть никаких ракет с обеих сторон.

Когда Горбачёв выдвинул эту инициативу, начальника Генштаба Ахромеева не было в комнате. Он должен был появиться позже, после перерыва.

Шульц ответил: он проконсультируется с НАТО.

— Почему вы не можете принять решение? — удивился Горбачёв.

— Я удивлён, что Соединённые Штаты возражают против односторонней ликвидации советских ракет малой дальности, — вмешался Шеварднадзе.

Горбачёв только что пошёл на чрезвычайно болезненную уступку. К моменту, когда в зале появился Ахромеев для обсуждения стратегических вооружений, Горбачёв уже отказался от целого класса ракетных комплексов. Только на следующий день Ахромеев узнал об этом, обнаружив своё имя в списке участников встречи. Горбачёв записал его туда, чтобы изобразить, будто тот одобрил решения. Потом Ахромеев говорил, что это был «просчёт», и этот просчёт привёл генералов в бешенство. «Военное руководство было в негодовании, узнав об инциденте с “Окой”, — вспоминал Ахромеев. — МИД не дал убедительного объяснения односторонней сделки. Между военными и Шеварднадзе возник первый серьёзный раскол». В следующие несколько месяцев генералы пытались нанести ответный удар, но безуспешно. Горбачёв умело маневрировал, ему удавалось справиться с военными, но он не мог добиться ощутимых результатов от американцев. Выступая на заседании Политбюро спустя несколько дней, Горбачёв разочарованно заметил, что Шульц не мог принять решение сразу. Всё шло хорошо, сказал он, но беседа оказалась «по сути пустой — мы никуда не продвинулись».[562]

«Нам нужно взять инициативу в свои руки», — сказал Шеварднадзе.

Катаев, сидя в своём кабинете в ЦК, постепенно пришёл к важному выводу: в системе руководства страной — иерархичной, основанной на центральном планировании, жёсткой и закоснелой — просто не было процедур, позволяющих принять решение об отказе от оружия, производство которого обошлось так дорого, и о его ликвидации — несмотря на то, что СССР десятилетиями вёл пропаганду разоружения. Предыдущие договоры о контроле над стратегическими вооружениями эпохи Никсона и Картера ограничили их рост, но не требовали их ликвидации. Конвенция о запрете биологического и токсинного оружия объявила вне закона целый класс вооружений, но Советский Союз всё равно тайно производил их. Плана отступления не было. Катаев считал это колоссальным препятствием — как психологическим, так и практическим — для принятия решений.

Катаев, для которого масштабы перепроизводства были очевидны, предпринял осторожную попытку изменить подход к принятию решений в Кремле. В брежневские годы конструкторы и производители оружия заполняли собой вакуум власти. Когда к власти пришёл Горбачёв, специалисты вроде Катаева приобрели больше влияния. Катаев упоминал в частных беседах, что специалисты в основном склонялись к разоружению и знали об избытке оружия. На самой же вершине ещё с прошлых времен оставалась группа влиятельных руководителей. Их называли «верхней пятёркой»: Министерство обороны, Министерство иностранных дел, КГБ, Военно-промышленная комиссия и Центральный комитет партии. Катаев смог поднять статус технических экспертов вроде него самого до уровня «рабочей группы», обслуживавшей работу «верхней пятёрки». Так произошёл сдвиг в принятии кремлёвских решений, касающихся контроля над вооружениями: технократы получили большие полномочия, чем прежде, хотя вне кремлевских стен об этом мало кто знал. Все документы, касающиеся этих изменений, имели гриф «Совершенно секретно». 6 мая 1987 года члены «верхней пятёрки» направили Горбачёву рекомендацию: организовать работу группы Катаева на постоянной основе. Горбачёв подписал это решение.[563]